– Ты куда так торопился‑то, Володя? – спросил пассажир густым приятным голосом. – Еле догнали тебя.

– Это мое дело. Вас не касается, – уныло произнес Крупица.

– Ошибаешься. У тебя давно своих дел нет. Только чужие. В основном мои… Ну, что нам, через улицу кричать? Лезь, Володя, ко мне. Поговорим.

– Нам не о чем с вами разговаривать.

– Умным людям всегда есть о чем поговорить. Или, может быть, ты не считаешь себя умным?

– Мне осточертели ваши шутки… – Смотри как ты заговорил! А разве ты не должен был ждать меня у подъезда своего дома?

– Послушайте, Андрей Сергеевич, все, что от меня требовалось, я сделал.

Большего от меня требовать бессмысленно – не та должность! А теперь я очень тороплюсь и просил бы оставить меня в покое.

Говоря все это, Крупица очень медленно и осторожно нащупывал под сиденьем свой пистолет. Любыми способами и как можно быстрее выбраться отсюда было его единственным желанием.

– Торопишься? – тот, кого Крупица назвал Андреем Сергеевичем, – понимающе кивнул и вдруг вылез из своего «мерседеса». – Ну что ж, пусть будет по‑твоему.

Раз ты отказываешься от моей машины, придется поговорить у тебя. Я не задержу надолго. Всего лишь пара вопросов, и ты свободен… Алексей, проверь‑ка нашего торопыгу.

Алексей, который выбрался из «мерседеса» сразу же вслед за Андреем Сергеевичем и уже стоял рядом с ним, неожиданно, каким‑то совершенно неуловимым движением вонзил левую руку в открытое окошко «БМВ». Удар пришелся Крупице в голову, свалил его, как бревно, набок, и тут же Алексей схватил и осторожно поднял безвольную руку капитана, в которой был зажат пистолет.

– Никому нельзя верить, – с сожалением произнес Андрей Сергеевич.

Все так же спокойно и молча Алексей вынул ключи из замка зажигания «БМВ», отобрал у Крупицы оружие и скрестил руки за спиной. После этого Андрей Сергеевич сел на заднее сиденье «БМВ» и подождал, когда Володя придет в себя.

Помычав немного и поморщившись, Крупица сел прямо, отирая кровь с губ. Он даже не стал смотреть на Андрея Сергеевича, расположившегося сзади, – все равно это было крайне неудобно. Тем временем пассажир «мерседеса» молча наблюдал за своей жертвой, и в спокойном его взгляде посверкивала неумолимая жесткость.

Крупица не был ни дураком, ни трусом, и если в мире существовал человек, которого он побаивался, то это и был именно тот, кто сейчас сидел за его спиной:

Андрей Сергеевич Крымов.

Крымов вполне был бы похож на работника какого‑нибудь музея, вышедшего на пенсию, этакого пятидесятилетнего садовода‑любителя, добродушного и начитанного, если бы не его взгляд – жесткий, даже безжалостный взгляд человека, всегда точно знающего, что он делает, и никогда не совершающего ошибок. Он словно давал понять, что весь антураж, который его окружает – дорогие машины, шикарные костюмы, – все это просто дань удобству, не более того, что он не производит, находясь в этом антураже, «крутого», респектабельного впечатления именно потому, что в данный момент и в данном месте он сам считает это излишним. К чему дешевые эффекты? Расчетливость и жестокость приносят ему больше.

– Что вы от меня хотите? – морщась от боли, спросил Крупица.

– Пришел в себя? Ну, вот и хорошо. Так что ты там говорил о своей должности?

– Я сделал все как надо. Это вы облажались с Пастухом. Сами виноваты, что он смог вернуться… – Это у вас, Володя, он Пастух, а у нас – Ковбой.