Изменить размер шрифта - +
  Когда  дела  приводили   его  в  Ангулем,
чрезвычайно трудно было решить,  что  более влекло старика заглянуть в  свой
дом -  деревянные ли станки, или сын, которому он "для  порядка" напоминал о
плате за помещение. Его бывший фактор, перешедший теперь к Куэнте,  разгадал
подоплеку  этого отцовского великодушия: хитрая лиса, говорил он,  сохраняет
таким  путем  за  собою право  вмешиваться в  дела сына,  ибо в  силу долга,
который   накапливается  за  наем  помещения,  он  становится   главным  его
заимодавцем.
     Беспечность  Давида  Сешара  имела свои  причины, вполне обрисовывающие
характер этого молодого человека. Через
     несколько дней после  того, как  он  вступил во  владение  родительской
типографией,  он  встретил  своего  школьного  товарища,  в ту  пору  крайне
нуждавшегося. Товарищ  Давида Сешара, молодой человек двадцати одного  года,
по имени Люсьен  Шардон, был сыном бывшего  военного  лекаря республиканской
армии,  уволенного  в  отставку  после   ранения.  Шардона-отца,  химика  по
призванию,  только случай сделал аптекарем в Ангулеме. Смерть настигла его в
самом  разгаре  подготовительных   работ,   необходимых  для   осуществления
прибыльного  изобретения,   которому   он   посвятил   многие  годы   ученых
исследований. Он  хотел найти  средство  против  подагрических  заболеваний.
Подагра  - болезнь богачей, а богачи готовы дорого заплатить, чтобы  вернуть
утраченное  здоровье.  Поэтому аптекарь и  поставил себе цель  - решить  эту
задачу,  хотя его волновали и многие другие проблемы. Покойный Шардон, когда
ему пришлось  выбирать  между  наукой и практикой,  понял,  что только наука
может его обеспечить; итак,  он  изучил причины болезни и  в основу  лечения
положил известный режим, приноровив его к особенностям каждого организма. Он
умер  в  Париже,  приехав  туда  хлопотать  о  признании своего  изобретения
Академией  наук, и  ему не  довелось воспользоваться  плодами  своих трудов.
Будучи уверен, что он разбогатеет, аптекарь ничего не жалел ради образования
сына и дочери, и содержание  семьи поглощало все доходы от аптеки. Итак,  он
не только оставил детей в нищете, но, на их несчастье, воспитал их в надежде
на  блестящее  будущее,  которая  угасла вместе  с  ним.  Знаменитый Деплен,
лечивший  его, был  при  нем  до последней минуты и видел,  как он мучился в
бессильной  ярости.  Честолюбие  бывшего  лекаря  объяснялось  его страстной
любовью к  жене, последней представительнице рода де  Рюбампре,  которую  он
чудом спас от эшафота в 1793 году. Не спрашивая согласия девушки на подобный
обман, он  заявил,  что она беременна,  и  выиграл время. Заслужив некоторое
право жениться на ней, он и женился, несмотря на их  бедность. Их дети,  как
все  дети  любви, получили в наследство  лишь  дивную  красоту  матери,- дар
подчас роковой, если ему  сопутствует нищета. Обманутые надежды, непосильный
труд, вечные  заботы,  угнетавшие г-жу Шардон, не  пощадили  ее  красоты,  а
неотвязная нужда изменила привычки: но несчастье не сломило стойкости матери
и  детей.
Быстрый переход