Дионис. /Приближается к балюстраде, смотрит на другой берег Прегеля./ Идут! Едут! Скачут!

Появляется придворный проповедник Щульц.

Кант. И вы – тут, господин придворный проповедник?

Щульц. Слава всевышнему! Это идет наша армия! Вот они – Гордые рыцари Пруссии! Мы начинаем новый поход! /Вглядывается в Канта./ Что с вами, господин ректор?

Дионис. А, господин Шульц! Приятная встреча! Профессор так торопился на встречу с героями, что притомился и… сел отдохнуть.

Щульц /замечает плиту и блоки/. О, Господи! Что вы замыслили?!

Дионис. Праздник! Если хотите… – спектакль!

Кант /Щульцу/. Вспомните, сколько я доставлял вам хлопот, господин проповедник… Настал час расплаты!

Дионис. Профессор изволят шутить… У нас с ним тут вышла дискуссия…

Щульц /подозрительно глядя на скорчившегося в кресле Канта/. Боже правый! Что за дискуссия?!

Дионис. Видите ли, господин Кант утверждает, что высшим судьей на Земле должен стать человеческий Разум. А я говорю, это – вздор! Ибо люди ума весьма редко преуспевают, становясь неугодными из-за нудной привычки все доводить до конца: жизнь годится только для праздников начинаний! Профессор толкует, что политическим благом должно стать всемирное объединение наций силой закона, от которого всякое племя, как бы мало оно не было, получает защиту. Кант вторит благому Эразма: «Одна война влечет за собой другую… Одно возмездие влечет за собой другое… Так пусть одна дружба влечет за собой – другую, одно благодеяние приводит к другому!»…

Щульц. Поминать здесь о «дружбе», когда Провидение повелевает обрушиться на нечестивые головы нехристей и прусофобов!?

Дионис. И я об этом толкую!

Щульц. Поминать о «благодеяниях», когда этот град на семи холмах провожает воителей в бой!? Силы небесные! Что вы ответили Канту, господин Дионис?

Дионис. Пусть ему лучше ответит народ!

Голоса /выкрикивают приветствия/. Непобедимой армии слава! Вперед, доблестные львы Пруссии! Ура-а-а!

Дионис /обращается к войску на другом берегу./ Воины Пруссии! Горстка ублюдков и чужаков превратила Европу в «конский завод», где народ вырождается от паралича мужской воли!

Голоса. Смерть инородцам! Круши! Бей! Гони их! Пусть убираются прочь!

Кайзерлинг хватается за голову, зажимает уши.

Дионис. Слышите? Вот он, ответ! /Ликующим толпам./ Священной Пруссии слава!

Голоса. Слава! Слава! Ура-а-а!

Дионис /доверительно Канту/. Людям понятно, когда им толкуют на их языке…

Янус /с горящим факелом в руках появляется из толпы/. Профессор, мы люди простые без церемоний!

Кант. Действительно… куда уже проще.

Дионис /толпам по обе стороны Прегеля/. Друзья мои! Мир нуждается в очистительной бойне – не просто в войне, в величайшей, ужаснейшей из всех войн! Так, да здравствует БИТВА!

Голоса. Да здравствует БИТВА! Ура-а-а!

Теперь уже все люди в капюшонах поднимают над головами горящие факелы.

Дионис /толпе/. Смерть приблудным уродам!

Голоса. Смерть! Смерть! Смерть!

Кайзерлинг /подбирает из кипы бумаг сверток, разворачивает/. Иммануил! Тот самый портрет! /Янус вырвав холст у графини, бросает его в сторону балюстрады. Женщина пытается поднять сверток, но люди в капюшонах преграждают ей путь./ Это он! Верните мне холст, умоляю!

Дионис. Она мне мешает!

Люди в капюшонах оттесняют Кайзерлинг.

Кайзерлинг /вырываясь/. Пустите! Иммануил, что им надо от вас?

Кант. Графиня, будьте ко мне милосердны… оставьте меня!

Кайзерлинг. Но что с вами будет?

Кант.