— Как в Китае! — воскликнул он. — Под этим флагом на моей родине детей топят в канавах, девочек продают в публичные дома, головы казненных торчат на улицах. — Тоска звенела в его голосе. — На перекрестках китайских городов стоят японские солдаты. На бамбуковых палках трепещет японское солнце. Часовые смотрят на штыки своих ружей, но ни один китаец не смеет спокойно пройти мимо них. — Чжоу не отрываясь смотрел на неподвижное багровое солнце, и казалось, что он видит перед собой родную страну. — Мое зрение оскорблено, мое  сердце ранено, — спокойнее произнес он, оборачиваясь к своим собеседникам. — Разве смею я оставаться с вами, пока интервенты топчут поля моего отечества? 

И, глядя на это окровавленное небо, слыша тоскливую жалобу Чжоу, Зина поняла, что она перестанет его любить, если он не вернется на родину.

XXX

С каждой минутой на улице становилось светлее, и лишь в комнатах колебались предутренние сумерки.

У раскрытого окна стояли Зина и Чжоу, и косая тень падала на них от густого и высокого клена, росшего перед окном.

Утро разгоралось. Все резче делались очертания отельных предметов. Свет наполнил комнату, и вещи точно застыли на своих местах.

— Ты не ленись мне писать, — еще раз предупредил Чжоу Зину.

Она повернулась к тумбочке и сумрачно поглядела на букет полевых цветов, стоявших в банке из-под варенья.

— Если позволят обстоятельства, — сказал он, — приеду сюда через год.

— Если позволят обстоятельства... — повторила Зина.

Утренний ветерок ворвался в комнату, откинул в сторону оконную занавеску, зашелестел бумагой, колыхнул цветы.

Зина переставила банку с букетом на стол.

— Знаешь что, — порывисто обратилась она к мужу‚ — давай больше не говорить об отъезде, ладно?

Черный репродуктор вздохнул и обратился к слушаелям с обычным приветствием:

«Внимание, внимание! С добрым утром! Начинаем физкультурную зарядку. Внимание»...

— А мне больше... — начал было Чжоу и не договорил.

Зина выдернула штепсель и выключила радио.

Она приложила палец к губам.

— Мы условились не грустить.

— А ты меня не забудешь? — спросил он, стараясь говорить шутливо.

— Хочешь, я сделаю тебе подарок? — предложила она.

— А что ты мне подаришь?

— А что бы ты хотел?

— Я бы хотел... Чжоу смутился. — Видишь ли, когда я разбирал книги, мне попался сборник стихов, переписанных тобою...

— Что за сборник? — удивилась Зина.

 Чжоу достал из стола книжечку в голубом коленкоровом переплете. Это был альбом, который Зина завела, когда училась в школе фабзавуча. Подруги списывали друг у друга в альбомы стишки и романсы, заучивали наизусть и хором распевали во время прогулок.

— Зачем ты его взял? — сконфуженно закричала Зина, выхватывая альбом из рук мужа. — Порвать надо эту чепуху! — Она даже покраснела от смущения. — Мало ли какими глупостями я занималась!

— Не будь скрягой... — Чжоу разжал ее руки и взял альбом обратно. — Здесь есть трогательные стихи...

— Это же плохие стихи, Чжоу! — возмутилась Зина.

— Они почему-то напоминают мне тебя такой, какой ты была, когда мы только что познакомились. — Он   прочел: «Быть может, скоро волны света меня умчат куда-нибудь, так пусть же, пусть страница эта напомнит слово «не забудь».

— Такими стихами только девчонки обмениваются!

— Ты не дорожишь ими, вот и отдай мне, — настаивал он.

— Возьми, если хочешь, — согласилась она, — Я хотела пойти к фотографу сняться.