Он то ли сам хотел со временем занять место начальника, то ли привычка службиста хранить документы на всякий случай сказалась. Короче, материалы на Евдокимова он не уничтожил. Вот так возникли в нашем лагере «суки», чьи доносы Бондарев и Васильев выдавали за проявление перевоспитания наиболее сознательных зэков.
– Несчастные люди, – опустил голову Яровой.
– Я уже сообщил об укрытии документов в Магадан и начал служебное расследование. Все, что я сейчас рассказал, изложено вот в этом объяснении Васильева, – протянул начальник лагеря Яровому несколько исписанных бисерным почерком листов бумаги.
– Спасибо, Виктор Федорович, не надо. Если мне понадобится, вы мне вышлите соответствующую короткую справку, – отстранил Яровой руку начальника лагеря.
–Хорошо. Давай ка на «ты» перейдем, по такому случаю, – достал начальник лагеря из глубины сей фа бутылку коньяку. – Я ведь не свидетель, со мной можно. Да и работа твоя у нас окончена, – улыбнулся он, вскрывая консервную банку с крабами.
Ужин прошел в молчании.
– Ну, так как, Аркадий, скажешь мне свое мнение о лагере и вообще о нашей работе? – Виктор Федорович стал набивать табаком трубку.
– Если откровенно, то порядки в твоем лагере, Виктор, немногим отличаются от бондаревских.
– Немногим? – не смог скрыть изумления и обиды Виктор Федорович.
– Да. О стиле работы Бондарева и Васильева мы говорить не будем. И тебе, и мне все ясно. А вот у тебя, мне кажется, другая крайность. Но это – внешне. А по сути – другая сторона бондаревской медали.
– Объясни, – помрачнел начальник лагеря.
– Видишь ли, мне самому многое не ясно. Так что все, что я скажу, можешь считать моими раздумьями вслух, моим субъективным мнением, не более. Только давай говорить языком логики, согласен?
– Говори.
–Скажи мне, Виктор, какая цель преследуется государством, создавшим систему исправительно трудовых учреждений?
–На мой взгляд, не только наказания, но и перевоспитания через посредство этого наказания.
–Но можно ли добиться перевоспитания одними методами принуждения! Ясно – нет. Как и нельзя добиться перевоспитания сразу всех, огульно. Ведь в представлении того же Васильева перевоспитание – это соблюдение всеми режима, дисциплины и выполнение норм выработки. А по сути это компромисс с преступниками. Негласное соглашение. По принципу: соблюдай дисциплину, хорошо работай и мы будем считать тебя исправившимся. А если будешь давать по две нормы – скостим срок наказания тоже наполовину. А чем ты потом будешь заниматься на свободе, в какой «малине» наверстывать будешь годы отсидки – неважно. Здесь ты был исправившимся и этого достаточно. Не отсюда ли у нас случаи рецедивности преступлений? Ты знаешь, Виктор, как говорят воры тем, кого подбивают идти с ними впервые «на дело»? Нет? Я знаю. Мол, не бойся, говорят, если попадешься – не беда. Ты молодой, здоровый, будешь в лагере давать две нормы и выйдешь по половине срока. А вернешься – тебе и почету больше, и «дела» повыгоднее. Так нередко и бывает. Знаешь, Виктор, как реагируют потерпевшие, встретив на улице через пять лет после приговора опасного преступника, осужденного на 10 лет? Они порою прибегают к нам со словами: такой то, мол, сбежал из лагеря. Арестуй те! А мы в ответ – освобожден на законных основаниях. Некоторые из таких потерпевших или свидетелей дают себе на всю жизнь зарок никогда не давать показаний против преступников. Раз они оттуда, из лагеря, умудряются вернуться раньше срока. Ведь и отомстить могут! Чтобы потом опять «по половинке» выйти.А свидетелю или потерпевшему любая половинка его здоровья и жизни – ой как дорога! Не потому ли у нас в работе встречаются случаи, когда свидетеля установить порою труднее, чем преступника. |