|
Соню я знал давно, больше, правда, по Оськиным рассказам. И мне она казалась вполне обаятельной малявкой. А после вчерашнего инцидента я здорово испугался за ее жизнь. Видя, как спокойно Соня переживает свалившиеся ей на голову (в буквальном смысле) неприятности, я и восхищался ее неустрашимостью, и злился на ее легкомыслие. При таком отношении к обстоятельствам Софья превратилась в живую (пока) мишень. Притом, что жить под обстрелом, в центре жестокой интриги — удовольствие на любителя! Нормальный человек от такой нервотрепки погрузится в болото депрессии. Отвратительна была сама мысль, что хорошо соображающий негодяй, используя Сонечкино безрассудство, скоро превратит ее из доброй и отважной умницы в истерзанную людской жестокостью стерву. И я знаю, что такое "душевный нокаут", когда привычный мир рушится и выгорает дотла, а ты остаешься в одиночестве бродить по пепелищу. Потому-то и опасался за душевное состояние Сони, сочувствовал ей, и хотел, в принципе, только одного: оградить неосмотрительную девицу от более страшных испытаний.
Наблюдая за "объектом" своего беспокойства, я улыбнулся: какой же она еще ребенок, и к тому же непоседливый! Вон, извертелась вся, как пятилетка на скучном утреннике. Ну, как я буду предупреждать девчонку насчет ее родственников и их сомнительного прошлого? Есть у меня право вмешиваться в ее жизнь? Я даже решить не могу: для Сони знать все — это полезно или вредно? Может, от такого стресса она просто заболеет? Да нет, все-таки, пусть узнает от меня, а не от милиции или сотрудничков, ухмыляющихся в рукав! Приняв окончательное решение, я, наконец, приступил к пояснениям: — Хочу сказать сразу: доказательств у меня нет, все это — лишь предположения. В одном я совершенно уверен: преступник — не плод буйного воображения. Есть человек, который ищет некую вещь, а ради обретения ее готов на многое. Может, и на убийство. — Разве босса убили? — изумилась Соня, — А диагноз насчет инфаркта? Разве его можно как-то симулировать? — Если твой шеф умер своей смертью, от инфаркта, это еще не значит, что его гибель не была спровоцирована внешними причинами. Что мы еще знаем? — Что там их целая шайка действует! — подал голос Ося. — Да, преступников как минимум двое, — согласился я, — Один знаком с тобой, Соня, и работает в вашей галерее. Второй — человек со стороны. Ты называла уборщицу, промоутера и компьютерщика в качестве "подельщиков". Думай сама: ни один не мог получить всю информацию о твоем режиме — у тебя же семья пятниц на неделе, а помощь главарю — отравить тебя, обыскать, мыльцевского купидона раскачать — для них вообще задача непосильная. Надо иметь свободный допуск: а) в фонды и б) в кабинеты — твой и шефа, и ключи от всех помещений и запасных входов-выходов — полного комплекта нет даже у уборщицы, и тем более у остальных, в) надо все время в галерее околачиваться и быть в курсе всех дел и планов начальства. Промоутер, как ты говорила, вообще приходит в неделю два-три раза, остальное время в разъездах, компьютерщик появляется только по вызову, уборщица — по утрам и вечерам с тряпочкой шуршит. Они не годятся. — Да-а, — протянул Иосиф, — Кто же у тебя, Сонь, "топтуном"-то подрабатывал? Он про твои привычки все вызнал, досконально! Наши подозреваемые на сыскарей никак не тянут! — И еще: приглашение Дармобрудера приехать вечерком с бумажками мог услышать только тот, кто постоянно торчит у его кабинета и знает каждый шаг босса. Короче, это охранник. И ключи у него есть, и он в курсе кто когда придет, уйдет, ну и все такое… — Скорее всего, — кивнул Оська, — Я заметил: дверь в офис — прямо возле стола секьюрити. Оттуда легко можно слышать, о чем говорят в предбаннике. |
