Если посмотреть на вещи здраво — вряд ли эти итальянцы захотели отомстить русскому бисексуалу за прелюбодеяние с их предком, скорее уж пытаются отыскать древний компромат, который дедуля хранил полвека с лишним. Сейчас самое главное — нарыть нужный им предмет и напрямую вручить семейству Кавальери: нате, берите! И оставьте в покое бедную русскую девушку. Если только бедная русская девушка согласиться, чтобы ее оставили в покое. Каким образом объяснить Сонечке, что прекрасный принц Франческо пользуется своим обаянием для добычи полезной информации, а, может, надеется выманить у глупенькой девчонки драгоценные бумаги в порядке обмена памятными подарками?

— Соня, — обратился я к надутой от важности дурехе, — а Кавальери тебя про дедушку не расспрашивал?

— Нет, — холодно-любезно, с недовольной миной, — И даже когда я сама завела разговор о предках, никакого интереса не проявлял. И можешь быть уверен — наследственной голубизной семейство Кавальери не страдает.

Ого! Это намек на далеко зашедшие отношения! Быстро…

Телефон заорал, точно спятивший кот — смачно, с подвыванием. Не звонок, а туманная сирена. Кто бы это мог быть? Софья подошла к тумбочке и картинным жестом сняла трубку:

— Слушаю! — высокий класс, прямо идеал секретарши, — Кто говорит?

Пока трубка бубнила, трещала, попискивала — даже нам с Оськой было слышно — Сонино лицо менялось, как на спецэффектах: рот растянулся до ушей, глаза распахнулись, между зубами показался острый, розовый, как у кошки, язык, а шевелюра явственно приподнялась. Понятно, хорошая новость. Небось, душка Франческо приглашает ее в свой замок горничной.

Несколько раз поддакнув и промычав что-то невнятное, гадкая профурсетка положила трубку и зажала рот рукой. В ее глазах плясали искры. Что чертов повеса мог ей сказать?

— М-мальчик-ки, — выдавила она, наконец, икая от смеха, — это Табуретка. Он просит забрать сумасшедших итальяшек, которые оккупировали комнатенку в его коммуналке для истинно южных страстей.

— Они что, трахаются на глазах соседей? — ляпнул от удивления Оська.

— Н-нет, — блеяла заходящаяся в конвульсиях Соня, — только бабушки…

— Чьей бабушки? — встрял я с репликой не умнее Осиной.

— Да не моей же! Табуреткиной бабушки!

— Ну пошли! — обреченно вздохнул я, и мы поплелись к двери.

В который раз мы ехали по ночному городу. Все вокруг сияло от реклам и вывесок, улицы ревели от полночного автопотока, воздух сгустился и дрожал от неистовой жажды жизни. Прямо Нью-Васюки какие-то, ей-Богу!

Из того, что Соня смогла более ли менее внятно нам рассказать, выходило, что дурак Табуреткин пытался охмурить иностранную красотку, но домой ее везти побоялся, дабы не провоцировать на скандал свою гражданскую жену — имя у нее какое-то нелепое, Кривокусова, что ли? И он, по методу всех женатиков, потащил девицу на квартиру к бабке, поскольку та летом в деревне кайфует, а ключи отдает внучку. Не иначе, чтоб не скучал. Надо же и ему расслабляться… с итальянками разными. Сутки эта динамистка Элеонора заливала пиджак доверчивого Табуреткина слезами, жалуясь на корявом русском на бесчувственного сожителя, после чего вдруг всхлипнула, кинулась к телефону, что-то проорала, и через четверть часа приехал пышущий жаром Чингьяле. Соседи, чистые души, его впустили. Первое, что узрел озверевший адвокат, была физиономия выглядывающего в коридор Табуретки. Безумец с боевым кличем кинулся к сопернику. Тот юркнул в комнату, но яростный джедай Микеле выбил дверь одним ударом ноги.