Изменить размер шрифта - +
«Моя жизнь в искусстве». Знать надо много, но главное — отработать программу по актерскому мастерству. Ирка зачастила к Одилии Поликарповне — той самой приятельнице училки Ванды, что помогала достать в драмтеатре костюмы для «Трех мушкетеров». В театре Одиллия Поликарповна переиграла весь классический репертуар и вышла на заслуженный отдых — дело, надо сказать, довольно безрадостное даже для преклонного возраста. Занятия с такой милой, восприимчивой, способной девочкой, вдобавок — помогавшей по хозяйству, доставляли ей сплошное удовольствие.

— Я думаю, ваш козырь, Ирочка, — вокал. Конечно, пока это сплошная самодеятельность, но перспектива есть. А в смысле амплуа… полагаю, характерная героиня, более Элиза Дулитл, чем Катерина из «Грозы». Но главное, не забудьте гитару и не переигрывайте, — наставляла она ученицу. — Ведь знаете, теперь можно признаться, тот ваш школьный спектакль — это ужас что такое! А Миледи… Фи, милая, сплошная вульгарщина.

— Так… Так значит, у меня никакого таланта нет? — глаза Ирки округлились от изумления. После такого приговора она не могла сразу решить, что правильнее, расстаться с верой в себя или постановить, что Одиллия — маразматичка старой закваски, напрочь не понимающая запросов молодого зрителя.

— Но вы, детка, не отчаивайтесь. Я бы не стала на вас время тратить, если бы сразу не поняла: — в девочке есть главное — актерский кураж. Знаете что это за штука такая? Удивительная это штука, не всем дана. Помню, где-то до войны заболела наша прима, а я в ту пору была созданием юным, мало что в жизни смыслящим. Играли, между прочим «Отелло»… — Она плавно перешла к бесконечным рассказам случаев из своей богатой сценической биографии. А Ирка победно повторяла про себя «кураж, самое главное — кураж!». Смотрела на выгоревшие афиши на стенах, на запылившийся букет давно засохших бенефисных роз от самого Качалова и думала, что когда-нибудь и у нее будет такой букет. От кого? Разумеется от Тимирова.

… «-У меня есть самое главное — кураж! Все остальное непременно получится!» — Ирка приподнялась на гамаке, сорвала и сунула в рот черешню. Но не сжевала, а попыталась с ягодой за щекой прошамкать старческим голосом: «- Уж вам надо, милочка, на экзамене себя во всем блеске показать. Так сказать, „в каскаде“…» И тут зазвонил телефон. Ира потом могла поклясться, что звонок был уже не такой, как всегда — зовущий. Звонок был пугающий, тревожный. Она вскочила, как ужаленная. Станиславский тяжело бухнулся в траву, распахнулся на страшной трагедии «Макбет» том Вильяма Шекспира и оборвалась веревка опустевшего гамака. Ирка взяла трубку и услышала чужой мужской голос:

— Старший лейтенант Федор Глушко… Можно к вам зайти? Я сам подъеду.

И понеслось, понеслось со свистом в черную, засасывающую топь. Лейтенант Глушко сообщил, что санаторские «Жигули» упали с обрыва на повороте серпантина, избежав столкновения с пассажирским «Икарусом». Гладышева Клавдия Васильевна, возвращавшаяся из районной базы с запасом медикаментов, и шофер Остапов погибли. Потом, когда все завершилось, Ира получила вещи матери, среди которых была белая лаковая сумочка с золотым лейблом КД — ее они носили по очереди в торжественных случаях. Купила «Диора» у спекулянтки с парохода мать за огромные деньги в самом бедственном начале Перестройки. Но вещь того стоила — парижская штучка. Атласное нутро пахло мамиными духами, в кармашке затаилась откусанная пластинка малиновой жвачки — она никогда не жевала ее целиком, экономила — импортный товар, примету элиты и благополучия.

Быстрый переход