Изменить размер шрифта - +

     - Да ничего не платите, - сказала она, - или уплатите, сколько хотите.
     Эти дни ведь у нас праздник. Я думаю, как бы мы ни устроили наши дела, нам все же придется и платить и брать плату с посетителей, но я

уверена, что мы не будем впредь волноваться из-за этих пустяков. К тому же я лично никогда особенно не интересовалась деньгами. Нередко я думала

о том, как нужно поступать и что мне сделать, чтобы все уходили от меня довольные. О деньгах я не забочусь. Да, многое изменится, в этом нет

сомнений, но я останусь здесь и буду делать счастливыми тех людей, которые проходят по нашим дорогам. Местечко здесь уютное, когда люди веселы;

нехорошо только, когда они завистливы, скупы, утомлены, или объедаются не в меру, или когда напиваются и начинают буянить. Много счастливых лиц

видела я здесь, и многие приходят ко мне, как старые друзья, но теперь будет еще лучше.
     Она улыбалась, эта добродушная женщина, преисполненная радости, жизни и надежды.
     - Я поджарю для вас и для ваших друзей такую яичницу, - сказал она, - какую они найдут только разве на небе. Я чувствую, что готовлю в эти

дни так, как никогда прежде, и сама радуюсь.
     Как раз в эту минуту Нетти и Веррол показались под простой аркой из пунцовых роз, украшавшей вход в гостиницу. Нетти была в белом платье и

широкополой шляпе, а Веррол в сером костюме.
     - Вот мои друзья, - сказал я. Но, несмотря на магическое действие Перемены, что-то затемнило мое солнечное настроение, как тень от облака.
     - Красивая парочка, - заметила хозяйка, когда они пересекали бархатистую зеленую лужайку.
     Они действительно составляли красивую пару, но это мало радовало меня... скорей, напротив, огорчало.

***

     Эта старая газета, этот первый после Перемены номер "Нового Листка", эти рассыпавшиеся куски - последняя реликвия исчезнувшего века. При

легком прикосновении к этому листку я мысленно переношусь через пропасть в пятьдесят лет и снова вижу, как мы втроем сидим в беседке за столом,

вдыхаю аромат шиповника, которым был напоен воздух, и во время продолжительных наших пауз слышу громкое жужжание пчел над гелиотропами.
     Это было на заре нового времени, а мы все трое еще несли на себе родимые пятна и одежды старого мира.
     Я вижу себя, смуглого, плохо одетого юношу, с синевато-желтым синяком под челюстью от удара, нанесенного мне лордом Редкаром. Наискось от

меня сидит Веррол; он выше меня ростом, лучше одет, светел и спокоен; он на два года старше меня, но не кажется старше, так как у него более

светлая кожа.
     А напротив меня сидит Нетти и внимательно смотрит на меня своими темными глазами. Никогда еще я не видал ее такой серьезной и красивой. На

ней все то же белое платье, в котором я видел ее там, в парке, а на нежной шее все та же нитка жемчуга и маленький золотой медальон. Она сама

все та же и вместе с тем так сильно изменилась; тогда она была девушкой, теперь стала женщиной, и за это же время я испытал такие муки и

совершилась Перемена!
     На одном конце стола, за которым мы сидим, постлана безукоризненно чистая скатерть и подан вкусный, просто сервированный обед. Позади меня

ярко зеленеют сады и огороды, освещенные щедрым солнцем. Я вижу все это. Я снова как бы сижу там и неловко ем, а на столе лежит газета, и Веррол

говорит о Перемене.
     - Вы не можете себе представить, - говорит он своим обычным, уверенным и приятным голосом, - как много эта Перемена изменила во мне.
Быстрый переход