Брукъ упорно молчалъ и стоялъ, какъ окаменѣлый, не двигая ни однимъ мускуломъ, что видимо раздражало молодую женщину.

– Я только что говорила тебѣ, что согласна по цѣлымъ днямъ не видать тебя, если того требуетъ твое докторское призваніе и твоя практика, – продолжала она настойчиво. – Но никогда не уступлю своихъ правъ другимъ женщинамъ, помни это, Лео! Я не понимаю, почему я обязана оставаться теперь здѣсь и терпѣть всякія лишенія, когда я могу спокойно удалиться въ мирный уголокъ, обѣщанный тобою; и зажить своимъ хозяйствомъ? Такой жертвы ты не вправѣ отъ меня требовать. Вѣдь не въ моей-же власти измѣнить что нибудь въ этомъ дѣлѣ? Къ чему же напрасно волноваться и путаться въ чужія дѣла? Или ты хочешь, чтобы я тоже испытала удовольствіе, быть предметомъ всеобщаго состраданія? Нѣтъ, я скорѣе пѣшкомъ уйду отъ сюда, чѣмъ дожидаться той минуты, когда на меня будутъ указывать пальцами!

Флора нѣсколько разъ прошлась по комнатѣ, щеки ея пылали и глаза горѣли лихорадочнымъ огнемъ.

– Какія у тебя причины, для того, что-бы оставаться здѣсь? – спросила она, быстро повернувшись и ожидая какого нибудь отвѣта. – Тебѣ даже невозможно сослаться на нашихъ больныхъ верхняго этажа. Генріэтту ты и безъ того рѣшился предоставить ея судьбѣ, а что касается до Кети, то тебѣ не удастся убѣдить меня, что вполнѣ безопасная царапина на ея лбу требуетъ всего твоего искусства и вниманія. Правду сказать, смѣшно было смотрѣть сегодня ночью, какъ ты и тетушка возились около больной. Если Генріэтта плачетъ и распинается при видѣ нѣсколькихъ капель крови, то это понятно, она слаба и крайне нервна; но что ты нѣжничаешь съ нашею младшею сестрою, этою здоровою дѣвушкою, какъ будто она создана изъ воздуха и свѣта… – Сказавъ это она вдругъ замолкла.

Брукъ грозно посмотрѣлъ на нее и поднялъ руку съ выраженіемъ сильнаго раздраженія.

Флора злобно захохотала.

– Не думаешь ли ты, что я боюсь тебя? Ты грозишь мнѣ, а у меня тоже есть противъ тебя угроза: берегись – еще не произнесено роковое „да“, и въ моей власти сдѣлать такой шагъ, который едва-ли будетъ тебѣ по вкусу. Еще разъ повторяю тебѣ, что твое обхожденіе съ Кети мнѣ просто противно. Мое положеніе крайне неловкое, ты пренебрегаешь мною, а за нею ухаживаешь и бережешь ее, какъ какую нибудь принцессу.

– Нѣтъ, не какъ принцессу, а какъ дѣвушку, дорогую моему сердцу, какъ первую и единственную любовь, Флора, – произнесъ Брукъ твердымъ, звучнымъ голосомъ, съ трудомъ скрывая свое волненіе.

Молодая женщина вздрогнула отъ испуга, точно молнія блеснула передъ ея глазами и невольно подняла руки, точно ища какой нибудь помощи и опоры.

– То, что я нѣсколько мѣсяцевъ съ неимовѣрными усилиями скрывалъ въ своей груди – я долженъ открыть тебѣ теперь. Не стану, конечно, оправдываться и защищать своего поступка, – я измѣнилъ тебѣ съ той минуты, когда въ первый разъ увидѣлъ Кети.

Флора тихо опустила руки. Не смотря на откровенность исповѣди Брука, она не повѣрила его словамъ и обвинила себя за то, что такъ безрассудно поддалась испугу. Часто случалось, что всѣми уважаемая красавица привлекала къ себѣ мужскія сердца, а потомъ снова неожиданно отталкивала ихъ – это повторялось нѣсколько разъ въ зиму; но что-бы мужчина могъ отказаться отъ нея, это было слишкомъ смѣшно! Да такому событію никто не повѣритъ! Пожалуй, скорѣе можно было допустить, что докторъ Брукъ рѣшился отмстить ей за ту угрозу, которую она, нѣсколько минутъ тому назадъ, осмѣлилась высказать. Можеть быть, долгое испытаніе истощило его терпѣніе, и онъ хотѣлъ наказать ее тѣмъ, что возбуждалъ въ ней ревность? Неимовѣрное тщеславіе и легкомысліе успѣли разогнать въ ней горькое разочарованіе и она снова овладѣла своимъ всегдашнимъ хладнокровіемъ.