|
— А я вот что, Алексеюшка, думаю,— с расстановкой начал Патап Максимыч.— Поговорить бы тебе с отцом, не отпустит ли он тебя ко мне в годы. Парень ты золотой, до всякого нашего дела доточный, про токарное дело нечего говорить, вот хоть насчет сортировки и всякого другого распоряженья... Я бы тебя в приказчики взял. Слыхал, чать, про Савельича покойника? На его бы место тебя. — Благодарим покорно, Патап Максимыч,— отвечал обрадованный Алексей.— Готов служить вашей милости со всяким моим удовольствием. — Только сам ты, Алексеюшка, понимать должен,— сказал Патап Максимыч,— что к такой должности на одно лето приставить тебя мне не с руки. В годы—то отец отпустит ли тебя? — Не знаю, Патап Максимыч,— отвечал Алексей,— поговорю с ним в воскресенье, как домой пойду. — Плату положил бы я хорошую, ничем бы ты от меня обижен не остался,— продолжал Патап Максимыч.— Дома ли у отца стал бы ты токарничать, в людях ли, столько тебе не получить, сколько я положу. Я бы тебе все заведенье сдал; и токарни, и красильни, и запасы все, и товар, а как на Низ случиться самому сплыть аль куда в другое место, я б и дом на тебя с Пантелеем покидал. Как при покойнике Савельиче было, так бы и при тебе. Ты с отцом—то толком поговори. Вошла Фленушка, смущенная, озабоченная, в слезах. Мастерица была она, какое хочет лицо состроит: веселое — так веселое, печальное — так печальное. — Что ты, Фленушка? — спросил ее Патап Максимыч. — До вас, Патап Максимыч,— отвечала она плаксивым голосом.— Беда у меня случилась, не знаю, как и пособить. Матушка Манефа пелену велела мне в пяльцах вышивать. На срок, к масленице поспела бы беспременно. — Знаю, слышал,— отвечал Патап Максимыч. — В Москву хочет посылать,— продолжала Фленушка. — Да что же случилось—то? — спросил Патап Максимыч. — Пяльцы не порядком положила,— ответила Фленушка.— Упали, рассыпались... Боюсь теперь матушки Манефы, серчать станет. — Так почини,— молвил Патап Максимыч. — Рада бы починила, да не умею,— сказала Фленушка.— Надо столяра. — А где я тебе найду его? У меня столяров нет,— ответил Патап Максимыч. — Да не может ли кто из токарей починить? — просила Фленушка.— Не оставьте, Патап Максимыч, не введите в ответ. Матушка Манефа и не знаю что со мною поделает. — Не токарево это дело, голубушка,— сказал Патап Максимыч.— Из наших работников вряд ли такой выищется... Рад бы пособить, да не знаю как. Не знаешь ли ты, Алексей? Не сумеет ли кто из наших пяльцы ей починить ? — Да я маленько столярничаю,— отвечал Алексей.— За чистоту не берусь, а крепко будет. — Ну вот на твое счастье и столяр выискался,— с веселой улыбкой молвил Патап Максимыч.— Тащи скорей сюда пяльцы—то. — Никак их нельзя сюда принести. Патап Максимыч,— отвечала Фленушка,— здесь и олифой и красками напачкано, долго ль испортить шитье, цвета же на пелене все нежные. |
