|
Снежковы прозываются, не слыхала ли? — Нет, Снежковых не слыхала,— отвечала Никитишна.— Да ведь я низовых—то мало знаю. Видел он крестницу—то? — Покаместь не видал,— сказал Патап Максимыч.— Да вот беда—то, кумушка, что ты расхворалась. — А что? — Да ведь я было затем и приехал, чтобы звать тебя стол ради жениха урядить,— сказал Патап Максимыч.— На Аксиньины именины гостить к нам с отцом собирается. — Беспременно буду,— живо подхватила Никитишна.— Да как же это возможно, чтобы на Настиных смотринах да не я стряпала? Умирать стану, а поеду. Присылай подводу, куманек, часу не промешкаю. А вот что, возьми—ка ты у наших ребят лося; знатно кушанье состряпаю, на редкость. — Пожалуй,— молвил Патап Максимыч,— только уж ты сама сторгуйся и деньги отдай, после сочтемся. Теперь в город за покупками еду, послезавтра домой ворочусь и тотчас за тобой подводу пришлю. Сама приезжай и лося вези. — Ладно, хорошо,— сказала Никитишна.— А я все насчет крестницы—то. Как же это, куманек, что—то невдомек мне: давеча сказал ты, что в монастырь она собираться вздумала, а теперь говоришь про смотрины. Уж не силой ли ты ее выдаешь, не супротив ли воли? — Заправских смотрин не будет, и настоящего сватовства еще нет,— сказал, уклоняясь от прямого вопроса, Патап Максимыч.— Пущай парень с девкой повидаются, друг на дружку посмотрят. А про сватовство и речи не будет. Раньше той зимы свадьбы нам не играть: и мне времени нет и Снежковым,— в разъездах придется все быть. Настя с молодцом теперь только повидится, а по весне Михайло Данилыч, жених—от, еще раз—другой к нам заедет,— ну помаленьку и ознакомятся... А что про скиты—то Настасья заговорила, так это она так... Нравная девка твоя крестница... Да уж я тебе все расскажу, перед тобой таиться нечего: своя ведь, опять же мать крестная... Сказал я намедни Настасье, что жених у меня для нее припасен. Она в слезы. Ну, подумал я, это еще не велика беда; кака девка без реву замуж выходит?.. "Не пойду, говорит, за твоего жениха". Пошумел я. "У тебя, говорю, воли своей нет, отец с матерью живы; значит, моя воля над детищем, за кого хочу, за того и выдам". Тут она и молвила про обещанье, дала, дескать, обет постриг принять в обители. А у меня теперь мать Манефа гостит. Думал, не она ли дурь в голову девке набила. Любят ведь эти игуменьи богатеньких родственниц прилучать... Да как разузнал, вижу, Манефа тут непричинна. Я опять за Настасью, хотелось допытаться, с чего она постриг в голову себе забрала... Опять про жениха речь повел. А она, кумушка, как брякнет мне!.. Так и сняла с меня голову. — Что такое?— спросила Никитишна. — Коли, говорит, неволить станешь,— "уходом", говорит, с первым встречным уйду... Подумай ты это, кумушка?.. А?.. Уходом?.. — Так и сказала?— спросила Никитишна, встревожась от таких вестей. — Так и сказала. "Уходом", говорит, уйду,— продолжал Патап Максимыч.— Да посмотрела бы ты на нее в ту пору, кумушка. Диву дался, сначала не знал, как и говорить с ней. Гордая передо мной такая стоит, голову кверху, слез и в заводе нет, говорит как режет, а глаза как уголья, так и горят. |
