Римо двинулся к статуе, слыша внутренним слухом ее пронзительный испуганный крик.

Нанося невидимые удары, статуя молча сопротивлялась. Кожа на лице Римо кровоточила, но страха он уже не испытывал. Ему удалось ухватить статую за голову. Прикосновение обожгло его огнем. Скрытая внутри статуи сила оторвала его от пола и швырнула через всю комнату. Не удержавшись, он пробил стекло и с грохотом вылетел наружу, на солнечный свет.

Статую из рук он не выпустил.

Та билась в его руках как живая, принимая всевозможные формы, словно глина, из которой ее слепили, была еще мягкой. Руки ее кружили вокруг, пока ей не удалось наконец обвить шею Римо; она сжимала объятия все туже и, казалось, отравляла его своим ядом.

– Больше ты не испугаешь меня, – громко произнес Римо. – Я – Шива!

Он не мешал статуе обвивать себя многочисленными руками. Но сам в то же время изо всех сил сдавливал обожженными руками ее торс. Наконец из ее ноздрей повалил желтый дым. На некоторое время он затянул зловонной пеленой чистое небо Колорадо, а потом быстро растаял, как утренний туман.

Статуя лопнула в руках Римо. Куски ее он покидал с обрыва, слыша, как те глухо стукаются о камни, а голову измельчил в порошок и развеял по ветру.

Потом вернулся в дом. Свежий воздух врывался в гостиную сквозь разбитое венецианское окно – там уже не осталось и намека на мерзкий запах.

Римо с грустью опустился на колени рядом с Чиуном, с нежностью коснувшись лба старика, где все еще темнела синеватая точка.

Лоб был гладким и прохладным. Слезы струились по лицу Римо, и он вслух попросил богов послать ему такую же смерть, как Мастеру Синанджу.

Лоб под его рукой наморщился, ресницы задрожали, и раздался характерный визгливый голос Чиуна:

– Такой же смерти? Тебе придется ее долго ждать, если ты сейчас же не перестанешь терзать своей лапищей мою нежную кожу.

– Чиун!

Римо отпрянул от неожиданности. Старый кореец, как всегда, важно, не теряя достоинства, поднимался с пола, темное пятнышко на его лбу бледнело, а потом и совсем исчезло.

– Как тебе удалось остаться в живых?

– Как? – Карие глаза корейца расширились. – Как? В самом деле – как, учитывая, что ты вечно висишь на моей шее тяжелым камнем?

– Я?..

– Ты. А кто еще? – огрызнулся Чиун. – Я уже одной ногой был в великом Ничто, а ты вел себя как обычно. То есть, ничего не предпринимал.

– Я...

– Тебе же говорили, что нужно делать с кольцом.

– Я все делал. Я держал его...

– Ничего ты не сделал, – сказал Чиун. – Я все видел.

– Взгляни на мои руки. – Римо протянул Чиуну свои обожженные ладони. Но теперь на них не было никаких следов. – Как же? Кольцо... Я сам видел... Оно плавилось... – Римо полез в карман. Там действительно что то лежало. Римо извлек от туда старенькое дешевое колечко из серебра.

– А то кольцо? Оно что же, было только в моем мозгу? – недоверчиво спросил Римо. Чиун фыркнул.

– Да, не велико же оно было, если сумело уместиться там.

– Клянусь тебе, – уверял Римо.

Он чувствовал на руке под серебряным колечком еще что то и убрал с ладони кольцо Лу. Там остались мелкие капельки – тоже в форме кольца. Римо попробовал их на вкус. Соленые. То были слезы.

– О, Айвори, – произнес Римо.

Он подошел к похолодевшему безжизненному телу женщины. Лицо ее было мокрым от слез.

Римо молча надел ей на палец серебряное кольцо.

Может, хоть это, подумал он, принесет наконец Плачущей женщине покой.

Глава двадцать седьмая

– Выходит, я Лу? – спросил Римо.

– Ну, не идиот ли ты? – сказал Чиун.