Он улыбнулся улыбкой зловредного мальчишки. Выхватить револьвер, прицелиться и спустить курок – на все это ушло так мало времени, что глаз не успел различить отдельные фазы его движений. Только что пистолет лежал в кобуре – и вот уже раздался выстрел.
Девушка у бассейна подскочила с криком раненого животного. Восковая пуля попала ей чуть пониже спины. Карл разразился оглушительным хохотом, толпа вторила ему.
Когда девушка заметила у него в руке револьвер, то побледнела и стала испуганно ощупывать пораженное место.
– Не волнуйся, куколка, – закричал Даноу со смехом. – У тебя все на месте! Пуля была из воска!
– Ах ты, подлая собака! – взорвалась девушка. – Я уже много плохого слышала о тебе, Даноу, теперь вижу, что все это правда!
– Ну что за народ! Не понимает шуток! – проговорил Даноу.
Толпа продолжала улыбаться, но теперь менее уверенно. Из дома вышел Элли Оверман с довольно высокой шатенкой лет 25 с невзрачным лицом, но красивой фигурой.
– Карл, – пожаловался он, подходя. – Твоя жена отравляет мне жизнь!
Даноу посмотрел на жену с влюбленной улыбкой.
– Правда, Оливия? Ну и молодец! Продолжай защищать мои интересы! – Теперь он обращался к аудитории. – Оливия – лучше всех! Большинство жен в наши дни и знать не хотят, как обирают их мужей.
Оверман нахмурился.
– Ты всерьез думаешь. Карл, что я тебя обираю?
– Успокойся, Элли, – похлопал его по плечу Даноу. – Я не тебя имел ввиду.
Оливия Даноу сказала:
– Элли, я хочу, чтобы ты немного развил роль Карла. Ведь он, в конце концов, главная звезда ревю!
– Одна из звезд, – поправил Оверман. – Их две. Выражение лица Оливии стало жестким и упрямым.
– Мы все понимаем, что ты хочешь сделать для Ингрид. Но кассу наполняет не она, а Карл, и ты это прекрасно знаешь!
Оверман нервно оглядел присутствующих. Тех, кто должен дать деньги. В голосе его проскользнуло раздражение, но он пытался говорить весело и непринужденно:
– Тогда слушай, моя дорогая! Вы с Карлом читали текст пьесы перед тем, как подписать договор. С тех пор я не изменил ни слова.
– Я была против того, чтобы он подписывал, – раздраженно возразила Оливия. – Но Карл не послушался моего совета. Я думаю, что он еще пожалеет.
Оверман выдавил улыбку, обращенную к окружающим.
– Вот это темперамент! Настоящие люди театра! Мы все одинаковы – готовы в любой момент взорваться, как бомбы. Мы и обязаны быть такими, иначе у нас не хватило бы энергии создавать что нибудь на сцене. И учтите, что настоящему актеру нельзя обращаться к психиатру. Он войдет к нему как сумасшедший, но гениальный артист, а выйдет как нормальный человек, но бездарность с точки зрения искусства.
Карл Даноу понял попытку Овермана сгладить острые углы. Он обнял Оливию за плечи.
– Дорогая, ты сердишься только потому, что я подписал контракт за твоей спиной и укатил в Европу. А тебе здесь пришлось заниматься скучной деловой прозой. Клянусь, любимая, в следующий раз мы поедем вместе. Честное слово!
– Почему же? – в запальчивости возразила она. – Тебе незачем брать меня с собой. Всегда найдется достаточно холуев, чтобы зашнуровывать твои ботинки и смеяться над твоими плоскими остротами!
Но Карл Даноу был упорен, в этом ему надо было отдать должное. Он ласково улыбнулся жене и заискивающе сказал:
– На что они человеку, который тоскует от любви?
Он снова притянул жену к себе. Ее твердость начала плавиться, как масло на горячем камне, а лицо приобрело беззащитное выражение. Но она выпрямилась, уперлась рукой в грудь мужа и оттолкнула его.
– Брось, – прошептала она. – Не надо играть на публике сцен, которые ты не в состоянии довести до конца наедине!
Она выскочила из круга любопытных и помчалась к морю. |