Просто дурной сон, только и всего. Надо забыть о нем.
Она услышала гулкие ритмичные удары – моторная лодка плыла мимо, вверх по реке, удары были глубокие, тяжелые.
А потом она сообразила, что это вовсе не мотор. Это удары ее собственного сердца.
4
Сэм сидела на диване в приемной Уркварта Симеона Макферсона, придерживая рядом с собой рекламную ширму «Отверженного» и наблюдая, как Кен неугомонно расхаживает туда‑сюда, глубоко засунув руки в карманы поношенного кожаного пальто, надетого поверх пиджака из грубой простой материи и голубых джинсов, из‑под которых сверкали щегольские черные ботиночки. Это была его обычная униформа. Одет небрежно, но вот ботинки всегда безупречны.
Прошли две болтающие девушки, кивнули секретарше в приемной и поплыли по коридору. Вразвалочку вошел какой‑то разносчик почты в шлеме с надписью на нем «Рэнд Райдерз». Он сунул через стойку какой‑то пакет и стоял, дожидаясь, пока за него распишутся. Кривоногий, весь упакованный в кожу, он походил на причудливое насекомое из космоса.
Кен присел рядом на валик дивана, чуть возвышаясь над Сэм.
– Как ты, в порядке?
– Все прекрасно, – сказала она.
– Ты выглядишь немного озабоченной.
– Со мной все в порядке, – повторила она. – Когда ждешь, то всегда чувствуешь себя так, словно опять попала в школу. И боишься встречи с учителем.
Кен вытащил пачку «Мальборо» из кармана своего пиджака и вытряхнул одну сигарету. Потом щелкнул своей обшарпанной зажигалкой «Зиппо», глубоко затянулся, после чего провел рукой по волосам.
– Уж эти производственные встречи, – мрачно сказал он.
Сэм улыбнулась:
– Я знаю, что ты их не любишь.
– Этот сочинитель текстов к плакатам… Джейк, как там его… от него у меня мурашки по телу ползут.
– Да он ничего, – сказала Сэм.
– А у тебя‑то от него разве мурашки не ползут?
– Нет.
– Но ведь отчего‑то они у тебя ползут.
Он лукаво посмотрел на нее. Она почувствовала, что краснеет, и отвернулась.
– Возможно, я немножко устала. Рано проснулась.
– А что ты делаешь в эти выходные?
– У Ники в воскресенье день рождения, будут гости.
– Шесть лет?
Она кивнула.
– А народу много будет?
– Девятнадцать человек. Посмотрим фильмы Чаплина и еще «Панч и Джуди».
– Придут все его высокопоставленные маленькие приятели? – Он откинул назад голову и, глядя на кончик своего носа, заговорил, утрируя аристократическое произношение: – Руперт… Джулиан… Генриетта. Доминик, Хэмиш, Иниго и Шарлотта, да?
– И даже сама достопочтенная Сара Гамильтон‑Дили.
– Ах, как же, как же! Достопочтенная Сара Гамильтон‑Дили. Судя по всему, будет потрясающая забава. – Он перестал изображать аристократа и потер свой подбородок. – Надеюсь, ты вспомнишь обо мне в каком‑нибудь продуктовом магазинчике, когда будешь опустошать его ради толпы своих гостей.
Сэм улыбнулась, заметив печальное лицо Кена, в очередной раз задумалась, нравится ли ему его независимость, или же он хотел бы снова жениться и завести детей. Она отдавала себе отчет в том, как мало знает о Кене Шепперде, его частной жизни. Здесь, в этом окружении, неотъемлемой частью которого он был, Кен чувствовал себя уютно, и все же казалось, что одновременно он желал бы находиться где‑нибудь в ином месте, заниматься совсем другим, не имеющим ничего общего с этой дерьмовой помпезностью, – словом, как любой мужчина, находящийся в плену своих ошибок и своих успехов. |