Изменить размер шрифта - +

Я рассмеялся и кивнул – круто, да? кивнуть в такой ситуации – и сказал:

– А я Майлз Холтер. Рад встрече.

– Майлс? Как «много миль еще пройти»? – спросил он.

– А?

– Это строчка из стихотворения Роберта Фроста. Ты его не читал, что ли?

Я отрицательно покачал головой.

– Считай, что тебе повезло. – И он улыбнулся.

Я схватил чистые трусы, голубые футбольные шорты «Адидас» и белую майку, пробормотал, что буду через секунду, и снова скрылся в ванной. Произвел впечатление так произвел.

– А родоки твои где? – крикнул я из ванной.

– Родоки? Отец сейчас в Калифорнии. Сидит, наверное, штаны протирает в своем кресле от «Лэ‑Зи‑Бой». Или за рулем своего грузовика. Но, в любом случае, он бухает. А мама сейчас, наверное, как раз из кампуса выезжает.

– А… – выдавил я, уже одетый, не зная, как реагировать на столь интимные подробности. Наверное, и спрашивать не следовало, если мне не хотелось такого знать.

Чип забросил пару простыней на верхнюю полку:

– Я предпочитаю сверху. Надеюсь, ты не в обиде.

– Не. Мне без разницы.

– Вижу, ты тут красоту навел, – заметил он, показывая на карту мира. – Мне нравится.

И начал вдруг перечислять названия стран. Монотонно, как будто уже не первый раз это делает.

Албания.

Алжир.

Американское Самоа.

Андорра.

Афганистан.

И так далее. Только покончив со странами на «а», он поднял взгляд и увидел мое замешательство.

– Могу и продолжить, но тебе, наверное, будет скучно. Я за лето выучил. Бог мой, ты и представить себе не можешь, какая у нас там в «Новой Надежде» скучища. Все равно что сидеть и наблюдать за тем, как растет соя. Ты сам, кстати, откуда?

– Из Флориды, – ответил я.

– Не бывал там.

– Вообще впечатляет. Твои познания в области географии, – сказал я.

– Ага, у каждого человека есть какой‑то талант. Я все легко запоминаю. А ты?..

– М‑м‑м… а я знаю последние слова многих известных людей. У кого‑то слабость к конфетам, у меня – к предсмертным заявлениям.

– Например?

– Ну, вот Генрик Ибсен хорошо сказал. Драматург. – Об Ибсене я много знал, но не прочел ни единой его пьесы. Пьесы я читать не любил. Я любил биографии.

– Да мне известно, кто это, – сказал Чип.

– Ага, ну вот, он какое‑то время болел, и как‑то сиделка ему говорит: «Похоже, вам сегодня лучше», а Ибсен посмотрел на нее, сказал: «Наоборот» – и умер.

Чип рассмеялся:

– Жуть. Но мне нравится.

Мой сосед рассказал мне, что он уже третий год в Калвер‑Крике, с девятого класса, а, поскольку мы с ним одногодки, теперь будем учиться вместе. Признался, что получает стипендию. Спонсируется по полной программе. Он услышал, что это лучший пансион в Алабаме, подал документы и написал в сопроводительном письме, что ему очень хотелось бы, чтобы его взяли в школу, где можно будет читать толстые книги. Проблема в том, писал он, что дома отец постоянно бьет его книгами по голове, поэтому он в целях безопасности приносит домой только тоненькие книжки в мягкой обложке. На втором году его обучения родители Чипа развелись. Ему «Крик», как он его называл, нравился. Но «тут надо быть осторожным – и с другими учениками, и с учителями. А я реально терпеть не могу осторожность». Он ухмыльнулся. Я тоже ненавидел осторожничать – по крайней мере, мне хотелось это ненавидеть.

Рассказывал он мне все это, потроша свой рюкзак и без разбору бросая в комод одежду.

Быстрый переход