Остроумие, умение хорошо играть в карты снискали ему известность в самых широких кругах. Его знали все, начиная от герцога Девоншира и заканчивая самым скромным официантом в клубе «Уайте».
– Такое признание объясняет некий странный слушок о вас. – Берн провел пальцем по ободку бокала. – Говорят, отец отправил вас в большое путешествие и вы там жили в свое удовольствие десять лет, даже после того, как похоронили мать.
Алек подавил в себе приступ гнева. Нуда, его «отец» наговорил о нем немало лжи. Этот старый черт и не мог рассказать людям правду.
– Однако вот что странно, – продолжил Берн. – Никто ни разу не рассказывал, что видел, как вы развлекались за границей. И я однажды встретил вашего… гм… отца, который, судя по всему, не относится к числу людей, способных долго терпеть невыполнение долга со стороны наследника. Не говоря уже о такой докуке, как война.
Алек допил бренди. Ему меньше всего хотелось рассказывать о подробностях своей жизни этим единокровным братьям, которых он едва знал, однако у него не было выбора.
– Когда я покинул Англию, войны не было. Мой отъезд совпал с периодом кратковременного Амьенского мира.
– И куда конкретно вы отправились? – грубовато спросил Дрейкер.
– В Португалию. Старый граф пожелал, чтоб я немного пожил у его сестры. – Ее португальский муж верил в эффективность строгих наказаний своенравного английского мальчишки. – Я провел там лишь несколько лет и ни тогда, ни позже не мог вернуться домой – отец запретил мне появляться в имении и общаться с матерью… – Алек почувствовал во рту привкус горечи. – Сообщение о ее смерти пришло лишь спустя несколько недель после похорон.
– Старый граф поступал так потому, что вы были внебрачным сыном принца Уэльского?
– Да, хотя в то время я этого не знал. – Алек сделал глоток из бокала. – Вскоре после смерти старого графа и моего возвращения в Англию я нашел письмо, которое спрятала мать и которое раскрыло мне правду. Очевидно, когда она зачала меня, мой «отец» не делил с ней ложе в течение нескольких месяцев. Но он предпочел признать меня своим сыном, чем открыть, что принц наставил ему рога. Он даже терпел мое присутствие в доме до тех пор, пока одна из моих шалостей в Харроу не вывела его из себя окончательно. И тогда он изгнал меня из Эденмора навсегда.
– Черт побери, что же это была за шалость? – спросил Берн.
Алек взболтал бренди, наблюдая, как свет от лампы играет внутри бокала.
– Я пытался добыть дорогую еду для себя и моих оболтусов друзей, изображая некую весьма знаменитую персону. Однако, несмотря на мое некоторое сходство с этим человеком и надетые дополнительно одежды, я был слишком юн и худ, чтобы эта похожесть была убедительной.
– Не хотите ли вы сказать, что вы пытались изобразить… – начал Берн.
– О да. – Алек поднял на братьев печальный взгляд. – Весьма неразумно я избрал для этого человека, которого мне не следовало изображать. Графу это удовольствия не доставило.
Берн и Дрейкер растерянно заморгали, а затем рассмеялись.
– Боже, ирония заключается в том, что… – Дрейкер задыхался от смеха. – Ваш отец… Могу себе представить…
Смех зазвучал с новой силой, разряжая напряжение.
– Сейчас, после вашего рассказа, я вижу определенное сходство, – проговорил Берн, справившись наконец с приступами смеха. – У вас глаза принца.
– Но зачем вы нам рассказываете об этом? – спросил Дрейкер. – Разве вам настолько безразлично, если об этом кто то узнает?
– Поверьте, у меня нет желания плодить дополнительные сплетни о себе и моей семье. Но дело в том, что мне нужна ваша помощь, – ответил Алек, и тут же возникшее было между мужчинами расположение снова улетучилось. |