– Сегодня мы отмечаем. Мы отмечаем то, на что я уж и не надеялся.

– Генерал Деня! – прервал его Василивич.

– Не называй меня так.

– Здесь безопасно. В этом помещении стены со свинцовой защитой.

– Я говорю тебе, Василий, не называй меня «генерал», потому что я больше не генерал, – сказал он, и слезы затуманили его взор, и в то же мгновение пробка вылетела из бутылки. – Я теперь фельдмаршал Григорий Деня, а ты – генерал Василий Василивич. Да да, генерал – генерал Василивич. А я фельдмаршал Деня. Выпьем.

– Я что то не понимаю.

– Никогда у нас еще не было таких побед. Никогда еще столь малыми силами мы не совершали столь великих дел. Пей, генерал Василивич. Ты тоже будешь Героем Советского Союза. Пей! В Центральном Комитете партии только и разговоров что о нас.

– У нас неприятности, Григорий.

– Пей! Потом о неприятностях.

– Григорий, ты же сам говорил мне, что неуместный оптимизм, как и неуместный пессимизм – верная дорога к смерти. У нас неприятности с Иваном. Будет международный скандал.

– Не может быть никаких международных скандалов. Мы – непобедимая сила на этом континенте. От тайги до Британских морей – кругом только КГБ. Ты еще не понял, что мы отмечаем? Ты пересчитал трупы? ЦРУ парализовано от Стокгольма до Сицилии. От Афин до Копенгагена существуем только мы – и никто больше.

– Мы слишком растянули фронт, Григорий. Америка что нибудь придумает.

– Америка ничего не придумает. Они кастрировали себя на глазах у всего мира. А если ты считаешь, что нас чересчур облагодетельствовали, то ты бы посмотрел, что творится в отделе пропаганды ЦК! Это мерзко. Там у них теперь столько «Зилов» и обслуги, что цари могли бы позавидовать. Ну, за нас, дорогих! Будущее теперь принадлежит нам!

– И тем не менее нельзя рассчитывать, что так будет всегда. Мы же очень сильно растянулись по всему фронту. Вот уже и Иван вышел из под контроля, а он далеко не единственный. У нас есть сотрудники, которые разместились в роскошных виллах. Я уже неделю не имею сведений о трех оперативных группах.

– Я отдам один приказ – единственный приказ, генерал. Атакуйте! Нам еще не приходилось сталкиваться с полным разгромом противника. Говорю: мы не можем совершить ошибки. Это теперь невозможно.

– А я говорю, товарищ фельдмаршал, что каждому действию есть противодействие.

– Только когда есть сила, способная противодействовать, – заметил Деня. – Атакуйте! – И он передал потрясенному Василивичу рукописный список: капли шампанского с его бокала упали на бумагу, и чернила расплылись, сделав две фамилии неразборчивыми.

Василивичу никогда еще не приходилось видеть ничего подобного. В списке было двадцать семь фамилий. Когда еще существовал «Подсолнух», время от времени возникал только один кандидат на ликвидацию – подвергнутый тщательной проверке, с описанием примет и характеристик, полученных из разных источников, так чтобы было уничтожено именно описанное лицо, а никто иной. О кандидате создавали чуть ли не целую книгу. Теперь же перед его глазами был лишь перечень имен и адресов.

В составленном столь небрежно списке по крайней мере пять имен должны были быть ошибочными.

– Это похоже на неприцельную стрельбу, если можно так выразиться, – сказал Василивич. От шампанского он отказался.

– Сам знаю! – ответил фельдмаршал Деня. – Да какая разница. Главное – трупы! Мы поставляем Центральному Комитету трупы. Сколько их душе угодно. А вы сообщите Ивану, что он произведен в майоры.

– Иван – дебил с наклонностями убийцы.

– А мы гении с наклонностями убийц, – парировал фельдмаршал Деня и выпил шампанское, да так поспешно, что пролил себе содержимое бокала на костюм.