На изучение списка Василивич не затратил много времени. Здесь значились имена всех людей в Италии, которые, по мнению Центрального Комитета, наилучшим образом содействовали бы делу коммунистического строительства, отправившись в мир иной, – в том числе и с полдюжины лиц, которые, по разумению Василивича, не совершили ничего плохого, разве что оскорбили какого нибудь сотрудника КГБ. Это был бред сумасшедшего, а не список. Успех сделал то, что не удалось целой команде американского «Подсолнуха». Успех подорвал боевой и политический дух подразделения «Треска».

Услышав известие о том, что он получил чин майора, Иван Михайлов заплакал. Он упал на колени, и под тяжестью его тела треснули кафельные плитки. Он стал молиться. Он благодарил Господа, Святого Николая Угодника, а также Ленина, Маркса и Сталина.

Василивич приказал ему замолчать. Но Иван не слушал. Он просил Господа получше присматривать за Лениным и Сталиным, которые в настоящий момент были на небесах.

– Мы же не верим в загробную жизнь, майор, – ядовито напомнил Василивич.

– А куда же уходят после смерти лучшие коммунисты? – спросил майор Иван Михайлов.

– Они сходят с ума, – ответил генерал Василивич, веривший, что коммунизм будет наилучшей формой государственного устройства для человека – надо вот только устранить некоторые дефекты (его, однако, постоянно тревожила мысль, не коренятся ли причины этих дефектов в самом человеке). Такая логика с неизбежностью приводила к выводу, что человек сам по себе еще не готов быть сам себе судьей и правителем.

– С ума сходят, – повторил Василивич.

В комнате стоял холодильник, набитый сувенирными бутылочками виски и банками прохладительных напитков. Коридорные ежедневно проверяли содержимое холодильника и вставляли в счет стоимость всего потребленного.

Василивич открыл семидесятиграммовую бутылочку «Джонни Уокера» с красной этикеткой и стал делать пометки в списке. Имена не были даже закодированы. Просто список. С таким же успехом можно было дать ему листки, вырванные из телефонной книги. В его распоряжении не было спецгрупп, которым можно было бы дать инструкции и поставить задачи. Но Иван, все еще не пришедший в себя от возбуждения по поводу производства в майоры, мог горы свернуть, добираясь до очередной жертвы.

Что ж, пусть даже от всей его команды останутся рожки да ножки, сам Василий Василивич не намерен нарушать устав. Он заметил в списке фамилии семи итальянских коммунистов, к которым испытывал теплые чувства.

Каждое утро они с Иваном дважды должны «входить в контакт» и продолжать акты ликвидации до тех пор, пока полиция не установит их приметы – только тогда они дадут задний ход. Уже были известны приметы членов группы «Альфа» и группы «Дельта». Раньше, в более здравые времена, их бы сразу отозвали в Москву.

Его оторвал от дум плач Ивана.

– В чем дело, Иван?

– Ну вот, я майор, а командовать мне некем!

– Когда вернешься домой, там будет над кем покомандовать, – пообещал Василивич.

– А можно мне вами покомандовать?

– Нет, Иван.

– Ну хоть разочек?

– Завтра, Иван.

Рано утром в небольшом городишке под названием Палестрина под Римом доктор Джузеппе Роскалли сварил себе кофе и разогрел булочку. Он тихо напевал что то себе под нос, когда снимал кофейник со старенькой железной плиты, схватившись за ручку той же застиранной тряпкой, которой вытирал посуду. Он был одним из столпов «москвичей» – небольшой фракции итальянской коммунистической партии, следовавшей линии Москвы. По крайней мере, так было до прошлой недели, когда его бывший друг опубликовал разоблачительную статью о жизни в России, а уже на следующий день его раздавило кабиной лифта.