Иван сунул обе головы в руки генералу, нехотя их принявшему, и недовольно зарычал – ведь они принадлежали ему по праву. Он срезал их у китайцев – так почему же не может оставить их у себя и привезти к себе в деревню, когда поедет туда в отпуск: ведь никто в его деревне сроду не видывал китайских голов?

– Твоей матери это не понравится, Иван, – сказал тогда Василивич.

– Вы моей матери не знаете, – буркнул в ответ Иван.

– Я знаю, о чем говорю, Иван. Мы можем послать ей яблок.

– Есть у нее яблоки.

– Мы можем послать ей новенький хромированный радиоприемник!

– Есть у нее радиоприемник.

– Мы можем послать ей все, что она захочет.

– Она захочет головы китайцев.

– Ты не знаешь, Иван. Ты врешь.

– Не вру. Она всю жизнь хотела головы китайцев.

– Это неправда, Иван.

– Она бы очень обрадовалась, кабы их получила.

– Нет, Иван. Ты никогда не получишь эти головы.

– Никогда?

– Никогда.

– Ни сейчас, ни потом?

– Никогда. Ни сейчас, ни потом. Ни ко гда.

С Иваном всякое случалось, но раньше он всегда уважал сильную руку. Когда тот американец, Форбиер, выбыл – Иван сокрушил ему ребра одним ударом, – Василивич сказал: «Хватит», – и Иван тут же остановился, Василивич по дружески потрепал его по щеке, и они отправились наслаждаться прекрасным весенним днем в Париже.

Но теперь, когда Иван сидел в полумраке итальянского ресторана перед тремя тарелками спагетти с телятиной в сметанном соусе, Василивич понял, что урезонить его будет нелегко.

– Я не все деньги потратил, – заявил Иван и выгреб своими ручищами из карманов ворох десятитысячелировых банкнот, каждая из которых соответствовала примерно двенадцати американским долларам. В «Треске» было принято пересчитывать не в рубли, а в американские доллары. Иван выложил деньги на стол перед командиром. Василивич сложил банкноты и пересчитал.

Иван поднял тарелку со спагетти, поднес к губам, точно блюдце, и в один прием высосал содержимое вместе с кусками телятины и соусом, точно это были опивки чая.

Он облизал губы. Потом точно также опрокинул обе оставшиеся тарелки спагетти и попросил официанта принести ему корзину с фруктами, выставленную на столе перед дверью кухни. Официант улыбнулся и с характерным итальянским изяществом доставил Ивану корзину. Иван обхватил ее и стал поглощать яблоки и груши целиком, точно это были крошечные пилюльки. Официант поспешно выхватил корзину из его объятий, опасаясь, что клиент схрумкает и ее.

Потом подали две сосиски, которые Иван заглотнул как устрицы, а затем влил в себя полгаллона граппы. На десерт Иван съел два пирога.

– Здесь сорок миллионов лир, Иван, – сказал Василивич. – Мы дали тебе двадцать. Откуда ты взял эти деньги?

– Что я – прохожих граблю? – спросил Иван.

– Иван, где ты достал эти деньги?

– Я потратил не все деньги, как видите.

– Иван, но где то ты должен был достать зги деньги?

– Вы же сами дали.

– Нет, Иван, я дал тебе двадцать миллионов лир три дня назад. Три дня ты жил на суточные и теперь возвращаешься с сорока миллионами. Это значит, что ты где то еще раздобыл, по крайней мере, двадцать миллионов лир – это при условии, что ты три дня не ел и не пил, в чем я очень сомневаюсь.

– Еще раз пересчитайте!

– Я пересчитал, Иван.

– Я потратил не все деньги.

– А откуда у тебя эти новые часы, Иван? – спросил Василивич, заметив золотой «Ролекс» на широченном запястье Ивана.

– Нашел.