Группа «Альфа», заторможенная после многодневной пьянки, с поразительной быстротой бросилась к оружию. Благоприобретенная выучка одержала верх над затуманенным алкоголем мозгом, и адреналин с удесятеренной силой погнал по жилам кровь. Но они бросились в бой так, словно перед ними была живая мишень, двигавшаяся не быстрее обыкновенного бегуна, не разбиравшего биоритмов собственного тела, чьи руки сродни умелым рукам солдата.

К тому времени, как их глаза привыкли к движениям Римо, его ладони уже проникали к костям врагов, совершая молниеносные беззвучные убийства. В полдень в уединенной вилле на берегу Неаполитанского залива он крушил грудные клетки врагов. На этот раз он собирал паспорта убитых немного дольше. Сев в машину в центре Неаполя, он попросил Василивича составить список подлинных имен и званий членов группы «Альфа», пользовавшихся этими паспортами для прикрытия.

– Они все мертвы? – спросил Василивич без тени недоверия, потому что он видел, что сделал этот человек с гигантом Иваном, но до сих пор ужасался мысли о том, как много может совершить один человек.

– Конечно, – ответил Римо так, словно его спросили, не забыл ли он бросить фантик от конфеты в урну.

Группа «Бета» была в повышенной боевой готовности, как ей и было предписано в случае отсутствия связи с группой «Альфа». Группа занимала небольшой дом в Фарфе, городке на берегу мутного Тибра – итальянской сточной канавы еще со времен этрусских царей.

– Они и впрямь загадили это место сверх всякой меры, – доверительно сообщил Чиун. – История Синанджу рассказывает о прекрасных храмах Аполлона и Венеры, располагавшихся неподалеку.

– Выходит, Дом Синанджу – довольно старое учреждение? – поинтересовался Василивич.

– Достаточно, – согласился Чиун. – Умудренное разумом и облагороженное любовью.

Сидящий за рулем Римо резко обернулся. Он мог поклясться, что Чиун рассказывает о Синанджу.

Америкашка, догадался Василивич, заметил первый пост «Беты» раньше, чем он. И он знал, кого искать.

Когда америкашка вышел из машины, Василивич спросил, как это Римо понял, что человек, который вроде бы просто сидел на скамейке и грелся на солнышке, на самом деле стоял в дозоре.

– А здесь и должен быть дозорный, – сказал Чиун. – Но что мы все о работе да о работе. Хочешь, я тебе прочту стихотворение, которое я написал?

– Безусловно! – отозвался Василивич. – Он смотрел, как америкашка сел на скамейку рядом с дозорным, который, как могло показаться со стороны, просто грелся на солнышке. Америкашка что то ему сказал.

Василивич продолжал смотреть во все глаза с ужасом и восхищением. Этот дозорный владел ножом с несравненным мастерством. Он увидел, как его сотрудник незаметно для америкашки выхватил из рукава лезвие. «Молодец, – подумал Василивич. – У нас есть шанс. Молодец, воин „Трески“, щит и меч партии!» Кореец Чиун завывал что то на непонятном языке. Нежно прикоснувшись к горлу Василивича длинным ногтем, Чиун привлек его внимание к себе.

– Возможно, ты не узнал классическую поэзию Ун?

– Виноват, сэр, – бросил Василивич. Он увидел, как его сотрудник вежливо улыбнулся. Скоро в дело вступит нож. Ну, теперь то они отомстят этой банде убийц!

– В классическом варианте поэзии Ун пропускается каждая третья согласная и каждая вторая гласная. Так можно перевести формулу на английский язык. Ты ведь знаешь английский.

– Да, – сказал Василивич. Теперь в любую секунду нож мог вонзиться в горло американке.

– Тогда ты должен понять, что великая поэзия Ун исчезла примерно в 800 м году до рождества Христова. Я не имею в виду народную поэзию Ун, просуществовавшую до седьмого века.