Изменить размер шрифта - +
А это утомительно. Когда за маршалом Деней закрылась дверь, майор Крушенко спросила Людмилу, в чем дело, и сразу поняла, что надо собирать чемоданы.

– Их там перестреляли как рябчиков, а нам предстоит расхлебывать эту кашу, – сказала Людмила.

– Да а? – отозвалась майор Крушенко, ничуть не удивившись.

– Деня попал в переплет, и мы теперь его главное стратегическое оружие, – сказала Людмила, с молодых ногтей разбиравшаяся в тайных политических интригах КГБ. У Дени была репутация человека, склонного преувеличивать свои возможности, и сейчас без мудрого Василивича, способного удержать его порывы, он, безусловно, отправил своих людей на верную гибель. Или в плен. Или еще что нибудь в этом духе. Она терпеть не могла семейные дела. Как это все нудно!

Людмила сменила косметику, намазала тело маслом для загара и провела остаток дня в неге и блаженстве, оставаясь столь же неотразимой. Краснота начала понемногу пропадать. Она намеревалась стать Далилой для американского Самсона – кем бы он ни был.

А американский президент получил первое благоприятное известие из за рубежа с момента капитуляции Японии во второй мировой войне. Русские карательные части, известные под кодовым наименованием «Треска», похоже, прекратили свои агрессивные действия в Западной Европе. Сообщение пришло от директора ЦРУ. Государственный секретарь стоял, переминаясь с ноги на ногу. Президент прочитал депешу и подождал, пока его личный врач покинет Овальный кабинет, и уж потом прокомментировал прочитанное.

Госсекретарь выразил надежду, что порез на президентском пальце очень скоро заживет.

– Да, – сказал президент, – правда, у этих одноразовых пластырей такие острые края, что, если неловко взяться, можно порезаться как о бритву.

– Но они не такие острые, как бумага, – заметил директор ЦРУ.

– Знаете, – сказал президент, – самые большие опасности подстерегают нас в привычной обстановке. Семьдесят процентов всех несчастных случаев происходит дома.

Госсекретарь с присущим ему тактом предусмотрительно и мудро решил не спрашивать президента, зачем тому понадобился одноразовый пластырь. Он заметил бутылочку мази от ожогов и тающий кубик льда в пепельнице и не пожелал услышать, что президент Соединенных Штатов Америки обжег палец о ледяной кубик.

– Ну, новости хорошие! – заявил президент, когда за врачом закрылась дверь.

– Нам пока неизвестно, по какой причине «Треска» в данный момент вышла из строя, но они, похоже, их здорово потрепали, – сказал директор ЦРУ.

– Кто? Англичане? Французы? – поинтересовался государственный секретарь.

Директор ЦРУ пожал плечами.

– Кто знает? Нам все равно ничего не скажут, пока не закончится это сенатское расследование. Кто нам теперь поверит?

– Джентльмены, – сказал президент, – это не англичане и не французы, но я не вправе сейчас говорить вам, кто или что это. Но как я говорил на последнем совещании, нам нужно было принять меры, и мы их приняли.

Госсекретарю захотелось выяснить подробности. Президент заметил, что ему нет никакой нужды это знать. И директору ЦРУ тоже.

– Кто бы это ни был, нам повезло, что они на нашей стороне, – сказал директор ЦРУ.

– И они будут на нашей стороне до тех пор, пока о них никто не знает. Спасибо, что пришли, джентльмены. Всего вам хорошего.

Президент чуть отклеил краешек пластыря от пальца, а затем посмотрел вслед уходящему государственному секретарю.

– Да, кстати, пожалуйста, попросите врача заглянуть ко мне, – попросил президент, пряча новый порез на другой руке.

В трехзвездном парижском отеле, известном своим комфортом и высоким уровнем обслуживания, Чиун размышлял о смерти их гостя, столь недолго с ними пробывшего, – того милого русского, Василия, с довольно странной фамилией.

Быстрый переход