Чиун взглянул на изображение де Голля и попросил Римо выключить телевизор.

– От этого человека никогда нельзя было дождаться приличной работы, – сказал он. – Вот Бурбоны, те да, они умели нанимать убийц. Во Франции всегда хорошо работалось до той поры, пока власть не перешла к этим зверям. – Чиун печально покачал головой. Он сел на пол посреди мягкого коричневого паласа перед двумя большими кроватями. Под «зверями», в чьи лапы перешла власть, Чиун имел в виду лидеров французской революции 1789 года. Все французские президенты с той поры были, по разумению Чиуна, кровожадными радикалами.

– Сдаюсь, – сказал Римо. – Когда, интересно знать, я отказался слушать твою декламацию поэзии Ун? Я никогда не слышал ничего подобного.

– Я читал стихи этому милому пареньку Василивичу.

– Ах это, – сказал Римо. – Я не понимаю Ун.

– Но и этот ковер не понимает, и вон тот деревянный шкаф не понимает, – ответил Чиун и, вздохнув глубоко, сказал, что должен открыть Римо глаза на Париж – хотелось бы только надеяться, что Римо запомнит хоть малую толику из того, что услышит.

Спустившись в вестибюль «Лютеции», Чиун начал непонятно о чем припираться с консьержем и быстро заставил его умолкнуть.

Римо поинтересовался, в чем суть спора.

– Если бы ты понимал французский, ты бы понял, – ответил Чиун.

– Ну не понимаю я по французски!

– Тогда ты все равно не поймешь, – сказал Чиун, точно это было лучшим объяснением.

– Но я хочу знать! – настаивал Римо.

– Тогда выучи французский, – сказал Чиун. – Настоящий французский, а не эту абракадабру, которой пользуются ныне.

Они вышли на бульвар Распай. Две пожилые дамы в небольшом белом киоске на углу продавали сладости и печенье. Мужчина в темном лимузине поспешно сфотографировал Римо и Чиуна – дважды. Автомобиль притормозил у тротуара за перекрестком. Римо увидел, как водитель поднял небольшой фотоаппарат и навел объектив через заднее стекло. Лицо мужчины было Римо незнакомо, но он явно искал кого то, похожих на них обоих.

Когда они перешли изящный мост над темной Сеной, Римо точно знал, что преследователи напали на их след. За ними было два хвоста – оба молодые парни, которые шли за ними, а еще трое маячили на дальнем конце моста. «Хвост» очень легко распознать: преследователь всегда попадает в твой ритм, не имея собственного.

«Хвост» может читать газету, глядеть на реку или рассматривать фасад великолепного Лувра, к которому в данный момент приближались Римо и Чиун. Неважно, что он делает – все равно «хвост» точно к тебе привязан. Чем то он себя выдает – то ли у него глаза бегают, то ли еще что то. Римо и сам толком не мог того объяснить. Однажды он попытался потолковать на эту тему со Смитом, но не смог сказать ничего, кроме «сразу ясно».

– Но почему это ясно? – все спрашивал Смит.

– Когда кто то читает газету, он по другому себя ведет.

– Как?

– Не знаю. По другому. Вот как сейчас – я знаю, что я частица вашего сознания. Большинство людей не могут удержать одну мысль дольше одной единственной секунды. Мозг работает урывками. Но «хвост» должен зафиксировать свой мозг на чем то одном. Не знаю. Просто поверьте мне на слово.

Итак, в Париже была весна. Римо перехватил пару милых улыбок от двух симпатичных француженок и улыбнулся в ответ, дав им понять, что принял к сведению их миловидность, но отверг их посулы.