Изменить размер шрифта - +
– Что же мы тут делаем? В этом городе любое блюдо испорчено обильным соусом, все фруктовые соки перенасыщены ферментами, а люди изъясняются на языке, который скребет по барабанным перепонкам точно напильник. И еще – что они сделали с Лувром! Какой позор! Не нравится мне Франция. И французы не нравятся. И французский язык мне не нравится.

– Ты предпочитаешь слушать, как американцы разговаривают по английски? – спросил Римо.

– Да, – ответил Чиун. – Точно так же, как я предпочел бы слушать рев осла.

– Скоро мы вернемся домой.

– Нет. Мы вернемся в страну Смита и автомобилестроения. Для тебя и для меня дом – Синанджу.

– Ох, только не начинай все по новой, Чиун, – сказал Римо. – Был я там. В Синанджу холодно и пусто, в тамошние жители бессердечны и коварны. По сравнению с твоей деревней Ньюарк может показаться земным раем.

– О, ты говоришь как туземец, который столь же презрительно отзывается о земле своих предков, которую любит, – сказал Чиун. – Значит, ты воистину из Синанджу.

Пока он говорил, руки его не дрогнули, пальцы не сдвинулись ни на десятую долю дюйма. Его силуэт на фоне окна походил на гипсовую статую Иисуса пастыря.

Римо устремил свои зоркие, как у ястреба, глаза на кончики пальцев азиата, пытаясь уловить хоть малейшее их движение или едва заметное подрагивание мускулов, утомленных столь длительным напряжением, но так ничего и не увидел, кроме десяти вытянутых пальцев в дюйме от желтых штор, абсолютно ровно свисавших с потолка и абсолютно неподвижных.

– Я то американец, – сказал Римо.

– Канец, конец, понец, – сказал Чиун. Римо начал было смеяться, но тотчас перестал, увидев, как шевельнулись шторы – медленно, точно всей своей невесомой массой, и единым движением, точно ледник, двинувшийся через континент. Шторы подались медленно вперед, на целый дюйм, и коснулись длинных ногтей Чиуна, а потом дернулись еще и покрыли тонкой тканью пальцы Чиуна; ткань обвилась вокруг каждого пальца, точно тюль был железными опилками, а пальцы азиата – магнитами.

Чиун опустил руки, и шторы мягкой волной вернулись в исходное положение.

Старик обернулся и увидел взирающего на него Римо.

– На сегодня хватит, – сказал он. – Пусть это будет тебе уроком. Даже мастер должен постоянно упражняться.

Шторы вновь повисли недвижно.

– Повтори, – попросил Римо.

– Что?

– Этот трюк со шторами.

– Но я же только что сделал.

– Я хочу посмотреть, как это у тебя получается.

– Но ты же смотрел. И ничего не увидел. Как же ты увидишь, если я опять это сделаю?

– Я знаю теперь, как ты это делаешь. Ты сделал вдох, и шторы приблизились к тебе.

– По твоему, я вдохнул пальцами?

– А как же тогда?

– Я говорил с ними по французски. Очень тихо, вот ты и не услышал. Даже шторы понимают французский, потому что это простой язык. Ну, немного у них хромает произношение.

– Черт побери, Чиун. Я ведь тоже Мастер Синанджу. Ты же сам мне говорил. Ты не имеешь права скрывать от меня информацию. Разве я не должен поддерживать деревню, когда твоя власть перейдет ко мне? Как же все эти милые добрые люди, кого я узнал и полюбил, как же они жить то дальше будут, если я не смогу поставлять им золото? А как я могу это сделать, если даже не умею заставлять шторы подниматься?

– Значит, ты обещаешь?

– Что обещаю? – подозрительно спросил Римо. У него зародилось смутное ощущение, что его тянет к Чиуну, точно шторы.

– Проявить заботу о деревне. Накормить бедных, стариков и детей. Ведь Синанджу бедная деревня, сам знаешь... И трудные времена мы...

– Ладно! Ладно! Ладно! Я обещаю, обещаю, обещаю! Ну, так как ты это сделал со шторами?

– Я изъявил волю.

Быстрый переход