– Так что ты говоришь?

– Что ты американский шпион, убийца, кровожадный зверь.

– А ты? – спросил Римо.

– Я русская шпионка, меня послали убить тебя.

– Я могу выбрать способ смерти? У меня на этот счет есть блестящая идея.

– Только если это будет медленная и мучительная смерть, – ответила Людмила Чернова.

– Необычайно медленная, – сказал Римо. – Но я не боюсь боли.

– Плохо, американец. Тебе суждено испытать ужасную боль.

– Почему ты меня не боишься? – спросил Римо.

Людмила глубоко вздохнула, и блестящая ткань ее костюма забликовала. Даже сейчас, когда она сидела, ткань плотно облегала ее фигуру, повторяя каждый изгиб тела. Людмила была настолько совершенна, что казалась чем то сверхъестественным.

– Все вы, американцы, дураки, – повторила она. – Вы никогда не обидите женщину. Ковбойский менталитет. Видала я все эти фильмы.

– Я и женщин убивал, – как бы между прочим заметил Римо.

– Это потому, что ты неразборчивый мясник, – сказала Людмила. – Все американцы такие. Вспомни Вьетнам. Вспомни всех этих Джонов Уэйнов. Вспомни Джина Отри. Вспомни Клинта Вествуда.

– Ладно, – сказал Римо. – Теперь, когда я знаю, что ты меня ненавидишь и собираешься убить, я могу рассчитывать на исполнение последнего желания?

– Только если оно не подрывает основы нашего государства.

Было решено, что завтрак не подорвет основ государства, и Римо попросил шофера остановиться у ближайшего кафе.

Но шофер продолжал крутить баранку, пока Римо не подался вперед и не нахал большими пальцами на его заушные косточки. Лицо шофера просветлело с возвратом к нему слуха, и он внезапно услышал шум транспорта на утренних парижских улицах: урчание моторов, гудки клаксонов, визг тормозов. В Париже самое безалаберное в мире движение, создаваемое водителями, которых постоянно мучает похмелье.

– Остановите здесь! – повторил Римо.

Они с Людмилой позавтракали в уличном кафе под зонтиками – ничего красивее этих ярких зонтов Римо не видывал в своей жизни, – за столиком с грязной скатертью – ничего прекраснее этой грязной скатерти Римо не видывал в своей жизни, – под ярким утренним солнышком, которое благодаря галльской изобретательности вознеслось на небесную твердь под таким углом, что заглядывало сразу под все зонты и слепило глаза посетителям. И, как решил после долгих раздумий Римо, ничего более прекрасного, чем это ослепительно яркое утреннее солнце, он в жизни своей не видывал.

В отличие от большинства русских туристов, которые, попав на Запад, набрасывались на еду, точно Россия была гигантским пустым холодильником, Людмила заказала себе только фрукты со сливками. Римо потягивал минералку и ковырял вилкой пареную брюссельскую капусту.

– Эй, американец! – сказала Людмила, поднося ко рту Римо клубничку. – Попробуй.

– Спасибо, не хочу.

– У вас в Америке этого нет, – подначивала она его.

– Есть, но я их не ем.

– Может, тогда яйцо? Хочешь, я закажу яйцо всмятку?

– Не надо.

– А, понятно. Ты не ешь ни клубники, ни яиц. Это твой главный секрет?

– Какой секрет?

– Секрет твоей мощи, благодаря которой ты победил наших лучших людей.

– Нет.

– Хм, – сказала Людмила и отправила ягоду себе в рот – Тогда это минеральная вода?

Римо покачал головой.

– В чем же тогда заключается твой секрет?

– Достойная жизнь, чистые помыслы и благородные побудительные мотивы. Не то что у твоих дружков на противоположной стороне улицы.

– Где? – спросила она, удивленно улыбаясь.