– Нет, – сказал Римо. – У меня контрпредложение. Поезжай со мной в Америку.

Людмила помотала головой.

– Там слишком много красоток, в этой твоей Америке. Видала я ваших женщин, актрис да певичек. Они все красивы как на подбор. Кто на меня обратит внимание?

– Ты звезда, которая украсит любые небеса.

– Верно, – согласилась Людмила с его точкой зрения, совпадавшей с ее самооценкой.

Они шли молча, и Римо внимал звукам Парижа. С окончанием утреннего часа пик, весь город уже наполнился тихим гудением – звуком почти ниже порога восприятия, но отупляюще действующим на разум и чувства. Нью Йорк – шумный город: там вечно кто то истошно орет над ухом. В Париже все одновременно перешептываются, но никто никого не слушает. Но только не Римо. И из гула и звона он извлек то, что хотел: тяжелое цоканье кованых каблуков двух русских, неотступно преследующих их с Людмилой.

– Они все еще у нас на хвосте, – сказал Римо.

– А, эти свиньи! Они нас не оставят в покое, – сказала Людмила. – Чтоб они сдохли.

– Подобное желание порождает смерть, – сказал Римо. Он схватил Людмилу за локоть и нежно увлек в переулок.

– Что это значит? – спросила она.

– Если бы я знал! – ответил Римо.

Они оказались в узком тупичке длиной не более полуквартала. По обеим сторонам тупика высились трехэтажные строения, которые американцы у себя дома называют трущобами, но считают их оригинальным архитектурным чудачеством, когда приезжают в Париж в отпуск, чтобы хоть на время сбежать подальше от родного безобразия.

Римо поставил Людмилу у пыльной кирпичной стены и перешел на другую сторону улицы. Автомобилей в тупике не было.

Двое мужчин свернули за угол, заглянули в тупик и остановились. Римо подмигнул Людмиле. Она смотрела прямо на двух незнакомцев, и Римо заметил, как она слегка им кивнула. Они двинулись вперед по направлению к Римо, держа руки в карманах Их подбитые металлом каблуки стучали, как кастаньеты, по камням мостовой.

Людмила порылась в золотой сумочке, ища золотой мундштук и тонкую золотую зажигалку, и собралась закурить. Один русский ученый выяснил, что сигаретный дым способствует преждевременному старению кожи. Прочитав об этом, Людмила завела себе длинный золотой мундштук, чтобы удалить тлеющий кончик сигареты от лица.

Она наблюдала за приближающимися мужчинами, поглядывая на Римо, который спокойно прислонился к стене здания.

– Ты убийца, – сказал один из них – низенький коренастый здоровяк с лицом столь же запоминающимся, как любой из булыжников на мостовой.

– Вообще то я танцор, – сказал Римо. – И если бы сейчас шел дождь, я бы мог изобразить вам сцену из кинофильма «Песни под дождем». – Он взглянул на небо и пожал плечами. – Нет, дождем даже не пахнет.

– Ты убил немало наших людей, – сказал второй – человеческое существо, исполненное по чертежам холодильника.

– Верно, – согласился Римо. – Если прибавить еще двоих, то это едва ли значительно повлияет на общее количество.

Оба мужчины вынули из карманов руки, держа в них пистолеты.

Римо сначала вырвал пистолеты из их ладоней, затем – ладони из запястий, а потом приложил обоих к стене, и их головы коснулись каменной кладки с одинаковым стуком и тут же превратились в ярко алое обрамление плаката, призывающего с этой стены к «Свободе, Равенству и Братству».

Людмила уже собралась щелкнуть зажигалкой, когда до ее слуха донесся стук от соприкосновения голов и каменной кладки – она подняла взгляд и увидела, как обе головы стали дополнительным элементом достопримечательностей Парижа.

Она бросилась к Римо, который в этот момент бросал пистолеты в сточную канаву.