Вдруг в комнату вбежала Ханэта. Лицо ее было бледно; взгляд выражал безумное отчаяние, волосы были распущены, слезы крупными каплями висели на ее ресницах.
– - Он умер, он умер! -- болезненно простонала девушка.-- Его убили!
– - Кто умер?
– - Кого убили?
– - Фиорелло, Фиорелло! Его нет уже здесь, он там, он на небе, он ждет, он зовет меня. Кто убил его? О, если б он убил также и меня! Дорого бы заплатила я ему; я отдала бы ему то, что нужно было для нашего счастья на земле. Теперь на что нам золото, возьмите, возьмите его!..-- Ханэта рассыпала по полу кошелек с золотом, который прежде хранила на груди своей залогом счастья. Донья Инезилья была сильно поражена глубокой горестью своей камеристки.
– - Но точно ли ты уверена, что он умер? -- спросила она с участием.
– - О, вы хотите утешать меня! Нет, я сама видела его труп…
– - Ты видела его труп? -- невольно вскрикнул Сорильо.-- Когда ты его видела?
– - Сегодня, сейчас я видела труп его… Он обезображен, он покрыт кровью… Но я узнала его… О, я узнаю его из тысячи… Нет другого Фиорелло, нет его во всем свете! Около него толпятся товарищи, они сожалеют, они плачут… Но что их слезы, что их сожаления… О, если б вы могли заглянуть в мою душу!
Сорильо между тем беспрестанно переменялся в лице. Судорожный трепет пробегал по его членам. Он скорыми шагами вышел из комнаты.
– - Простите, простите, добрая моя госпожа!
– - Куда же ты, Ханэта, куда?
– - К нему, к нему! -- безумно закричала камеристка и выбежала вслед за доном Сорильо…
– - Знают ли они, кто его убийца? -- спросил он, останавливая ее.
Ханэта улыбнулась, потом захохотала неистово и отвечала, пристально смотря в лицо гранда:
– - Знают!
Он чуть не упал. Она вырвала свою руку и убежала, напевая что-то диким, нечеловеческим голосом… "Она сумасшедшая",-- подумал молодой гранд и вздохнул свободнее.
– - Отчего ты так мрачен, так печален, Сорильо? -- говорил старый гранд своему внуку.-- Лицо твое бледно, глаза мутны. Что мучит тебя, что ты скрываешь от меня, Сорильо?..
– - Я… дедушка… я ничего не скрываю от вас…
Вошел старый Лопес. Никогда физиономия его не была так расстроена, никогда, может быть, она не выражала столько чувств, как теперь; зубы старика стучали, и седые усы его тряслись, как листья на осине…
– - Vuestra grandezza, дон Диего желает вас видеть,-- произнес он отрывисто.-- Я не знаю зачем, клянусь, я не знаю…
– - Какое дело может иметь до меня алкад? -- сказал изумленный гранд.-- Разве поручение от короля? Может быть, известие о…
Он взглянул на внука. Лицо молодого гранда было страшно искривлено испугом…
– - А!.. Что с тобою, Сорильо? отчего ты дрожишь…
– - Тише, тише, дедушка! -- сказал молодой гранд, схватывая его за руку.-- Ради бога, тише!
– - Зачем тише, Сорильо, зачем? -- вскричал старый гранд грозно.-- Разве я говорю что-нибудь противное чести? Разве…
– - Тише… Прощайте, дедушка! Не проклинайте, о, не проклинайте меня!
Сорильо быстро пошел к двери…
– - Именем короля, остановитесь! -- воскликнул дон Диего, входя в комнату. Все вздрогнули.
– - Простите, vuestra grandezza, -- продолжал алкад,-- что, чувствуя всю ничтожность мою перед вами, должен обеспокоить вас. Не ужасайтесь, не приходите в отчаяние, может быть, одно недоразумение, мы отыщем, мы оправдаем. Но законы, формы делопроизводства… Нельзя, извините, никак нельзя…
– - Говорите, говорите! -- перебил старый гранд. |