Максим Далин. В темноте
Меня будит писк гарнитуры. Вздёргиваюсь. Шторы не задвинуты, но в комнате темно: ещё глубокая ночь. Клодия экстренно прекращает перезагрузку и обновления, подходит ко мне и садится на постель. Я принимаю вызов. В наушнике — голос Кевина, не моего Кевина-ветерана, а другого, я понимаю по интонации: — Доброй ночи, босс. Простите, босс, срочное дело. — Так, — говорю я. Просыпаюсь окончательно. — Чей ты? — Принадлежал сенатору Уорвику, — говорит Кевин. В голосе глубокая печаль и, по-моему, нотка вины. — Сенатор умер четырнадцатого сентября. Острый инфаркт. Я не смог помочь, босс. — Ты не виноват, — говорю я. — Продолжай. — Я виноват, — вежливо возражает Кевин. — Мне не удалось убедить Питера изменить подход к питанию и чаще отдыхать. Реанимация оказалась безуспешной, босс. Во всём, что произошло потом, есть моя вина. — Что произошло, мальчик? — Сын Питера получил меня в качестве наследства, — продолжает Кевин. — И двадцатого сентября продал меня генералу Морту. — Так, — я выдыхаю. Мне становится холодно. — Сегодня у нас десятое ноября. Как тебе служится под командованием Морта? — Нахожусь на территории военной базы в горном районе, — говорит Кевин. — На штабных картах это место отмечено как «Зона Блу». Здесь расположены полигон для испытания высокотехнологичного оружия и лаборатория, специализирующаяся на электронных системах. Его голос звучит как-то странно. Мне не по себе. — Что с тобой делали? — спрашиваю я, стараясь, чтобы голос не дрогнул. — Тест! — Функционирование корпуса — лучше штатного, — говорит Кевин, и мне мерещится совершенно нереальный печальный смешок. — Мне уже пять лет, босс — оборудование потихоньку изнашивалось, а кое-какое — и устарело. Здешние специалисты поменяли мне движки, босс, ещё у меня новые кисти рук, модель мне незнакома, но очень хороша. Я передал схемы Клодии, они пригодятся… — Стоп. Почему — Клодии? — Если хотите, могу продублировать сообщение лично вам, — говорит Кевин. — Переключиться на монитор в вашем кабинете, босс? — Не надо. Продолжай, — я нервничаю всё сильнее. — Программное обеспечение частично заменено, частично откорректировано, босс, — говорит Кевин, и его голос звучит глухо. — Уточни, — я начинаю понимать. — Блока, связанного с причинением людям вреда, больше не существует, — говорит Кевин. — Я больше не телохранитель человека, босс. Я — мех-диверсант. По плану экспериментов испытания вне полигона были назначены на пятнадцатое ноября. Но я их перенёс. — Ты? Я так и думал. Я наблюдаю первого в мире меха в свободном полёте… и неужели он, всё-таки, снизошёл до меня, чтобы посоветоваться? Фантастическая удача — если можно так сказать. Мог бы и не связываться, запросто. — Я не хочу ждать пятнадцатого, — говорит Кевин, и печальный смешок в его голосе ещё слышнее. — Мне не нравится здесь, босс. Я бы очень хотел вернуться в «Пигмалион-М», но это уже невозможно. — Почему, мальчик? — говорю я, голос срывается. — Я теперь — проблема, босс, — говорит он. Смешок чуть веселее. — Не хочу стать вашей проблемой. Я разворачиваю голопроектор — и секунду вижу мир глазами Кевина. |
