Что же тогда определяет их как левых — а правых как правых? Просто ли это разница в темпераментах? Являются ли левые типами, которые охотно приходят в негодование — а правые это прирождённые флегматики? Глядя на общую картину, иногда это так может казаться; однако в частностях и это различие разрушается.

Поэтому попробуем теперь исходить от другой отправной точки: откуда же собственно происходят определения «правые» и «левые»? Я часто читал — пожалуй, один переписывает у другого — что они произошли от того, что во французской палате парламента времён Луи Филиппа республиканцы сидели слева от президента, а монархисты справа, однако это меня никогда не убеждало. Кого ещё интересует порядок рассаживания в парламенте французского буржуазного королевства? Следует думать, что гораздо скорее на общее сознание могли бы повлиять революционные парламенты 1789–1794 гг, в том числе за пределами Франции, однако там не было правых и левых, а был верх и низ, «гора» и «равнина», или, полемически именуя, «болото». Это не те термины, которые укоренились.

Сегодня «левые» и «правые» являются определениями, которые во всём мире понимает каждый, хотя никто не может дать им определение. Я не могу подкрепить доказательствами, однако я полагаю, что это основано не на каком–то случайном порядке рассаживания в парламенте в отдельной стране и в отдельную, относительно малоинтересную эпоху, но должно иметь элементарную основу, и такая основа ведь лежит собственно в руке, точнее: в руках.

Как известно, у человека две руки, правая и левая, и эти две руки различаются: правая рука рабочая, она нужна для писания, еды, хватания, также для ударов, короче говоря, для всего, что требует активности, силы и сноровки. Это рука для практики. Левая рука — это так сказать лишь теоретическая рука, менее занятая и менее умелая, и если человек её теряет, то это меньшее несчастье. Однако совершенно лишней она тоже не является; в случае нужды она может и должна заменить правую, и прежде всего она нужна, снова и снова, для контрудержания.

Если представить себе это, то не станет ли всё сразу ясным? Например, то, что правые почти во всех странах находятся у власти чаще и дольше, чем левые? Что настоящей родиной левых является оппозиция, а их (полезная) функция — это возражение? В том числе и непонятная безуспешность — «неуклюжесть " — что, как известно из опыта, присуще всей левой политике, неожиданно объясняется. Даже о произведении Гельмута Шельски «Работу делают другие» можно было бы подумать, что название этой его известной книги направлено против левой интеллигенции. Практическую работу ведь обычно делает правая рука.

Только естественно, не следует забывать того, что существуют также и левши.

(1980)

Нашу прежнюю беспомощность по отношению к природе мы обменяли на новую беспомощность по отношению к истории.

В разговоре о книге Рудольфа Аугштайна «Прусский Фридрих и немцы» (весьма критическом новом рассуждении о Фридрихе Великом и его влиянии на немецкую историческую легенду) я упрекнул автора в том, что он своей справедливой критикой в отношении исторического последействия короля, по моему мнению, иногда несправедливо умаляет фигуру его самого. «В конце концов», — как примерно сказал я, — «Фридрих был очень великим человеком, примерно того же ранга, что Наполеон, или Бисмарк, или Ленин».