Изменить размер шрифта - +
«В конце концов», — как примерно сказал я, — «Фридрих был очень великим человеком, примерно того же ранга, что Наполеон, или Бисмарк, или Ленин».

«Вовсе он не был таким», — ответил Аугштайн, — «Наполеон, Бисмарк и Ленин двигали историю вперёд, а Фридрих — нет. Они были сознательными исполнителями тогдашних требований времени, они устраняли отжившее и создавали новое, передовое. Фридрих увеличил свое государство, но это и всё, что он сделал». Таков смысл сказанного Аугштайном.

Тогда мы не смогли углубить спор. Однако я полагаю, что мы затронули очень интересную тему, о которой многое можно сказать. В чём состоит величие исторических личностей? Действительно ли только лишь в их историческом воздействии? И как мы измеряем это воздействие?

«Герои и почитание героев» — как известно, так называется небольшая книга Карлейля, который также ведь написал знаменитую биографию Фридриха Великого. Она выражает истинный дух 19‑го столетия, романтический, донаучный. «Историю делают люди», говорили тогда. Сегодня это, пожалуй, никто больше не сказал бы.

Наше историческое сознание полностью изменилось. Сегодня мы вообще не верим, что история делается. История происходит. В нашем нынешнем представлении она является движением огромных, обезличенных общественных сил, на которые мы, хотя они и действуют через посредство людей и выражаются в человеческих стремлениях и поступках, в принципе можем повлиять столь же мало, как и на силы природы. Вместо этого мы пытаемся за их действиями распознать закономерности, подобно тому, как естественные науки — с сенсационным и зловещим успехом — узнают законы природы и пытаются их расшифровать. Исследование истории сегодня, сознательно ли, неосознанно ли, приближается к естественным наукам; можно сказать, что оно пытается превратиться из гуманистической науки в науку точную.

 

Это без сомнения стало бы неслыханным человеческим достижением; если бы оно удалось, то человек превратился бы в повелителя своей собственной истории, как сегодня он делает себя господином внечеловеческой природы. Разумеется, тогда не стало бы никаких «великих людей», никаких исторических героев. Величие, геройство больше не стали бы требоваться. Также отношения исследователей истории и делающих историю полностью перевернулись бы. Исследователь истории не был бы больше, как сегодня, хроникёром задним числом, в крайнем случае критиком задним числом основателей религий, вождей революций, завоевателей, основателей государств, руководителей государств, исторических деятелей. Он сам станет настоящим деятелем, его познавательная подготовительная работа представляет истинное историческое деяние, и человек, который затем применит познанное и проведёт это как соответственно возможное и необходимо точно заранее рассчитанное, стал бы лишь исполнительным органом, помощником по воплощению, техником деяния, почти что своего рода исполнителем приказа.

В действительности в нашем столетии имелся великий поучительный пример для перевёрнутого отношения между мыслителем и деятелем, а именно между Марксом и Лениным. Однако как раз этот пример показывает, что мы ещё очень далеки от истинного познания исторической закономерности.

Из всех исследователей истории и мыслителей, которые до того пытались напасть на след внутренней закономерности в истории, Маркс несомненно развил наиболее интересную, обоснованную и убедительную теорию; и марксисты, вполне серьёзные люди, ведь ещё сегодня верят в то, что в диалектическом материализме они владеют уже научно надёжным руководством к историческим действиям. Ленин тоже верил в это; и в действительности он с этим руководством как директивой произвёл одно из величайших исторических деяний столетия — только вот это деяние затем всё же оказалось совсем иным, нежели каким оно должно было бы быть по предварительным расчетам Маркса.

Быстрый переход