Изменить размер шрифта - +

     - Вспомни, что случилось у тебя с Блини! Разве я тебя хоть раз этим попрекнула? Нет! Потому что я знала, что ты иначе поступить не мог... - И добавила, понизив голос:
     - Мне он тоже иногда мешал. Понимаешь ты, дурак этакий? Скажи, понимаешь, подлюга?
     А потом шли угрозы:
     - Если ты меня когда-нибудь вздумаешь бросить - прямо не знаю, что я могу натворить... Да нет, ты трус, ты меня не бросишь, знаю! Что с тобой станется без меня?

***

     "Что с тобой станется без меня?"
     Тысячи людей вокруг них, причудливо разодетые, пили на террасах, танцевали, часами валялись на солнце. В доме-башне жили десятки парочек и семейств. Машины сновали взад-вперед, беспричинно крякая, точно утки, а по вечерам блуждающие тени мелькали то здесь, то там во влажной ночной тьме.
     Что-то сейчас делает Блини? И почему в этот вторник на борту яхты разыгралась такая ужасная сцена?
     Владимир только что вытащил их сундука граммофон, который они с Блини купили, заплатив поровну, когда жили в Константинополе. Он смотрел на граммофон, но не заводил его и думал, что эта вещь все еще принадлежит им обоим. И вдруг невольно прислушался к каким-то неожиданным звукам, доносившимся из салона, тихим, однообразным звукам, похожим на рыдания.
     Не долго раздумывая, он выбежал на палубу и уже собирался спуститься в салон, когда люк резко захлопнулся у него перед самым носом.
     Это сделала мадмуазель Бланш, сиделка, бросившаяся ему наперерез. Она не плакала - стало быть, плакала Элен.
     Он не знал, что делать, куда себя деть, куда идти. Это был час тихих прогулок в наступающих сумерках. То одна, то другая пара останавливалась, разглядывая яхту.
     Владимир рискнул наклониться и заглянуть в иллюминатор и тут же пожалел об этом, потому что понял: никогда ему не забыть того, что увидел.
     Элен не то полулежала, не то стояла на коленях на полу! На коленях перед сиделкой! И плакала. И как будто умоляла ее о чем-то.
     Владимир поспешно откинулся назад, так как мадмуазель Бланш повернулась к нему с весьма нелюбезным выражением лица. Он стал ходить по палубе. Потом подумал, что внизу могут услышать его шаги и это смутит девушку.
     Он спустился на берег, машинально зашел к Политу и бросился на свой диванчик в углу. Какие-то молодые люди толпились у стойки. Один из них пытался погладить бедро Лили, а она отводила его руку, поглядывая на Владимира.
     Он не заказал выпивки. Встал, не в силах усидеть на месте, и вышел, охваченный страшным волнением, - ему казалось, что Блини прячется где-то близко.
     С набережной он видел освещенные окна салона. Он все думал, плачет ли еще Элен, и боялся двинуться вперед или назад. Вот и стоял неподвижно в темноте, настороже.
     - Угостить вас стаканчиком, капитан? - предложил Тони.
     - Нет, спасибо.
     Он отошел в сторону, потом поднялся на палубу, уселся там в углу, напрягая слух, и увидел, что в иллюминаторе каюты Элен зажегся свет. Но та, сиделка, все еще оставалась на яхте. Минуты бежали одна за другой. Было одиннадцать часов вечера, и на молу оставалось всего несколько парочек. Тони с немым, сидя в лодке, готовили сети к ночной рыбалке.

***

     Наконец открылся люк салона. Мадмуазель Бланш вышла на палубу, уверенная, что где-то здесь застанет Владимира.
     - На минутку, - сухо сказала она. Она первой спустилась по сходням и сделала несколько шагов по молу.
Быстрый переход