Я подошла на цыпочках к кровати Гаса и поймала себя на том, что использую свой голос, который обычно применяю в общественных библиотеках.

— Здравствуйте, мистер Вронский. Я Кинси Миллоун, ваша соседка.

— Я знаю, кто ты такая! На голову я не падал.

Гас говорил своим нормальным тоном, то-есть орал. Я с тревогой посмотрела в сторону его соседа, беспокоясь, не был ли бедняга вырван из своего сна.

Я выложила свои покупки на столик у кровати Гаса, надеясь смирить его буйный темперамент.

— Я принесла вам шоколадку и журналы. Как вы себя чувствуете?

— Как это выглядит? Мне больно.

— Могу себе представить, — пробормотала я.

— Перестань шептать и говори, как нормальный человек. Я не слышу ни слова.

— Извините.

— Извинения не помогают. Прежде чем ты задашь еще один глупый вопрос, я сижу так, потому что, если я лягу, будет еще больней. Прямо сейчас боль усиливается, и все тело горит, как в аду. Посмотри на этот синяк от того, что из меня выкачивали кровь. Должно быть не меньше литра, в четырех больших пробирках. По анализам выходит, что у меня анемия, но у меня не было проблем, пока они за меня не взялись.

Я старалась сохранять сочувственное выражение, но утешения не приходили в голову.

Гас хрюкнул с отвращением.

— Один день в этой кровати, и у меня появятся пролежни. Я покроюсь язвами, если пробуду здесь больше одного дня.

— Вы должны сказать об этом доктору или одной из медсестер.

— Какой доктор? Какие медсестры? Тут уже два часа никого не было. Все равно, этот доктор — идиот. Он понятия не имеет, о чем говорит. Что он сказал о моей выписке? Ему лучше подписать ее поскорее, или я сам уйду. Может, я и болен, но я не заключенный, если только старость — это не преступление, чем она считается в этой стране.

— Я не говорила с медсестрой, но Генри скоро придет, и он сможет узнать. Я звонила вашей племяннице в Нью-Йорк, чтобы сообщить, что произошло.

— Мелани? От нее никакого толка. Слишком занята и слишком поглощена собой, чтобы волноваться обо мне.

— Я, вообще-то, с ней не говорила. Оставила ей сообщение и надеюсь, что она перезвонит.

— Она не поможет. Она ко мне не приезжала много лет. Я сказал, что вычеркиваю ее из своего завещания. Знаешь почему я этого не сделал? Потому что это стоит слишком дорого.

Почему я должен платить адвокату сотни долларов, чтобы быть уверенным, что она не получит ни цента? Какой смысл? Моя жизнь застрахована, но я ненавижу иметь дело со своим агентом, потому что он все время пытается подбить меня на что-нибудь новенькое.

Если я вычеркну ее из наследников, я должен решить, кого туда вписать. У меня больше никого нет, и я не оставлю ничего на благотворительность. Зачем мне это надо? Я много трудился, чтобы заработать свои деньги. Пускай другие делают то же самое.

— Ну, это так, — сказала я, не придумав ничего лучше.

Гаc покосился на занавеску.

— Что с ним такое? Пусть лучше прекратит так задыхаться. Это действует мне на нервы.

— Я думаю, он спит.

— Он совсем не думает о других.