Ее молчание говорило о том, что она не воспринимает идею, ни полностью, ни частично. Что не так с этой девицей?

— Кем вы работаете? — спросила я.

— Я — исполнительный вице-президент в рекламном агенстве.

— Вы сможете поговорить с вашим боссом?

— И что сказать?

— Скажите ему…

— Это она.

— Прекрасно. Я уверена, что она поймет, с каким кризисом мы имеем дело. Гасу восемьдесят девять, и вы его единственная родственница.

Ее тон изменился от сопротивления к явному колебанию.

— У меня есть деловые связи в Лос-Анджелесе. Не знаю, как быстро получится все устроить, но думаю, что смогу прилететь в конце недели и увидеться с ним в субботу или воскресенье.

Такое подойдет?

— Один день в городе не сделает ему ничего хорошего, если только вы не хотите оставить его там, где он есть.

— В доме престарелых? Это не такая уж плохая идея.

— Да, плохая. Он несчастен.

— Почему? Что в этом плохого?

— Давайте скажем так. Я вас совсем не знаю, но думаю, что вы бы не упали в обморок, оказавшись в этом месте. Там чисто, и уход хороший, но ваш дядя хочет жить у себя дома.

— Ну, из этого ничего не получится. Вы сказали, что он не может себя обслуживать в таком состоянии.

— В этом весь смысл. Вы должны нанять кого-то, чтобы за ним присматривал.

— Не могли бы вы сделать это? Вы лучше знаете, что нужно. А я далеко.

— Мелани, это ваша работа, а не моя. Я его едва знаю.

— Может, вы смогли бы попробовать на пару дней? Пока я не найду кого-нибудь еще.

— Я?

Я отодвинула от себя трубку и уставилась на нее. Конечно, она не думает, что может затащить меня в это дело. Я человек наименее подходящий для заботы о ком-то, и у меня есть свидетели, готовые это подтвердить. В тех редких случаях, когда я была вынуждена это делать, я кое-как справлялась, но мне это никогда не нравилось.

Моя тетя Джин скептически относилась к боли и страданиям, которые, по ее мнению, люди выдумывали, чтобы привлечь к себе внимание. Она не выносила медицинских жалоб и думала, что так называемые серьезные заболевания были фикцией, до того момента, как у нее нашли рак, от которого она и умерла.

У меня не настолько каменное сердце, но я недалеко ушла от нее. Вдруг я представила себе шприцы для подкожных инъекций и почувствовала, что могу потерять сознание, когда поняла, что Мелани все еще уговаривает меня.

— Как начет соседа, который нашел его и позвонил 911?

— Это была я.

— О. Я думала, что рядом живет старик.

— Вы говорите о Генри Питтсе. Это мой домохозяин.

— Правильно. Теперь я вспомнила. Он пенсионер. Мой дядя упоминал о нем раньше. Может быть, у него найдется время присмотреть за Гасом?

— Я не думаю, что вы понимаете, в чем дело. Ему не нужен кто-то, чтобы «присматривать «за ним. Я говорю о профессиональном медицинском обслуживании.

— Почему бы вам не связаться с социальными службами? Должно быть агенство, которое занимается такими вещами.

— Вы — его племянница.

— Внучатая племянница. Может, даже правнучатая.

— Угу.

Я дала повиснуть молчанию, в течение которого Мелани не подпрыгнула от радости, предлагая моментально вылететь. Она сказала:

— Алло?

— Я никуда не делась. Я просто жду, чтобы услышать, что вы собираетесь делать.

— Ладно. Я приеду, но мне не понравилось ваше отношение.

Она бросила трубку, чтобы проиллюстрировать свою точку зрения.