– Позвольте, мадемуазель.

– О, большое вам спасибо.

– Вы, конечно, не одна? – с надеждой спросил он.

– О нет, я жду маму, благодарю вас.

Раймонд, не зная, что сказать, неловко улыбнулся и решил искать спасение в оживленной болтовне с барменом.

– Ну, дружище Джим, на этой неделе неплохие сборы. «Сирано» хорошо принимают, как ни странно. Хотя, конечно, Арнольд неподражаем – один нос чего стоит! «Nous sommes les cadets de Gascogne» , – произнес он нараспев, взмахнув рукой. Ага, девушка явно заинтересовалась.

– О, так вы заняты в спектакле?

– Да, мадемуазель, я помощник режиссера, но в эту неделю решил выходить на сцену, любопытно попробовать, знаете ли.

– А я как раз сегодня иду на спектакль, мне говорили, это занятно. А вот и моя мама! – Тучная женщина в мехах возвращалась из дамской туалетной комнаты, явно затратив титанические усилия, дабы навести красоту.

– Ах вот ты где, Полин! Что ты тут делаешь?

– Пью херес.

– Так почему же ты не села в гостиной, неразумное дитя, и не заказала его официанту? Моя дочь в баре – подумать только! Ну а теперь идем, у нас мало времени, я распоряжусь, чтобы на стол подали сию секунду.

Девушка стала рыться в сумочке, собираясь заплатить.

– Нет нет, мадемуазель, прошу вас, доставьте мне удовольствие!

Отказать было неудобно, да и мама уже стояла у двери, нетерпеливо хмурясь.

– Благодарю вас, – смущенно пробормотала Полин.

– Увидимся в театре, – важно сказал Раймонд.

И она действительно была там, во втором ряду, – уж такие то волосы нельзя не заметить. Раймонда осенила замечательная, романтическая мысль. В конце четвертого действия, после сражения, когда молодые гасконцы выходили кланяться под аплодисменты взволнованных зрителей, он вытащил из волос бутафорскую розу и, старательно прицелясь, бросил. Цветок попал девушке в шею. Она хлопала что было сил, а мать, водрузив на нос очки в роговой оправе, рылась в коробке шоколадных конфет и ничего не заметила. Полин радостно помахала розой. Это был единственный романтический жест Раймонда за всю его жизнь.

– Кто это? – спросил он Джима.

– Я знаю только, что ее мать и отец часто здесь бывают. Одно из старинных семейств. Куча денег, большой дом в предгорьях, лошади… и бог знает что еще. Когда отец приходит сюда, я подаю ему по четверть бутыли шампанского и бренди.

Это произвело на Раймонда такое сильное впечатление, что он стал расспрашивать отца.

– О да! Живут здесь с французских времен…

Местные всегда говорили об истории таким образом. Когда то толковали про «испанские времена». «Французские» же означали нашествие Наполеона. Ну а теперь, конечно, противное слово «оккупация» заменялось на «немецкие времена».

– Глава семьи – крупный землевладелец, держит виноградники, да еще внушительный пакет акций сталелитейного завода к северу от реки… Очень богат и, похоже, ничего не потерял. Интересно, кому все потом отойдет? Был у него сын, но погиб, когда служил в авиации…

Надо отдать справедливость Раймонду – он влюбился скорее в «старинное семейство», чем в деньги. «Отель дез Энд» и неустанные хождения по Тротуару наконец принесли плоды.

Раймонд на автобусе поехал туда, где лесистые холмы уступали место горам, таким же массивным и пологим, как Вогезы, это обиталище старинной знати. Он увидел большие железные ворота, каменные столбы, увенчанные украшениями, и увитую зеленью высокую стену, но внутри не разглядел ничего, кроме кусочка лужайки и ветки кедра. Стояла дождливая осень, и предгорья сплошь затянул туман.