Прохоров, до того лежавший спокойно, приподнимает голову и издает крик, всполошивший все палаты, всех спящих и неспящих медсестер и медбратьев в ординаторской и в докторском кабинете. Так в этом мире не кричат. Взбудораженные, полусонные, поддавшие постовые, с доктором во главе, по освещенному коридору приближаются к третьей палате поступью Фортинбрасов. Первое, что им предстает, – едва дышащий Гуревич, уже совсем слепой, с синим и окровавленным лицом. Боренька‑Мордоворот пинком отшвыривает его от входа в палату. Все врываются.

Доктор  (перекрывая разноголосицу и гвалт). Срочно к телефону! На центральный и в морг!

Постовые медсестры  (вразнобой). А один‑то! Один‑то умер стоя! Скрестивши руки!… И до сих пор не падает, к стенке привалился! Пять литров метилового – подчистую! Нет, один, по– моему, еще дышит… Кто же так кричал? Сколько я помню, никогда такого урожая не случалось!

Куча санитаров – толстых и с носилками. Начинается вынос трупов, звучит третья часть Второй симфонии Сибелиуса.

Боренька . Наташа, где твои ключи?!

Натали  (ополоумев, даже не плачет). Ой не знаю… ничего не знаю…

Одна из медсестер . А Колю‑то, Колю зачем понесли? Он ведь будто немножко дышит…

Доктор  (язвительно). Ничего! Тоже в морг! Вскрытие покажет, имеем ли мы дело с клинической смертью или клиническим слабоумием!…

Боренька  (поддевая ногой раненую голову Гуревича). А с этим что делать?

Доктор . Пронаблюдайте за ним. А я к телефону. Трезвону сегодня не оберешься.

Боренька  (за ноги втаскивает Гуревича на середину палаты. Слепцу и зрителю почти ничего не видно, Бореньке видно все) Ну как поживаем, гнида?… Тоскуем по крематорию?… Вонючее ваше племя! (Серия ударов в бок и в голову тяжелым ботинком.) Мало вам было крематориев?

Гуревич  (хрипло). Я же слепой… Я ничего не вижу…

Удар.

Натали  (из полутьмы). Что же теперь будет‑то, мама… (Толчкообразно всхлипывает. Плачет, как девчонка.)

Боренька  (при каждой его реплике Сибелиус на время отступает, и вторгается музыка, которая, если переложить ее на язык обоняний, отдает протухшей поросятиной, псиной и паленой шерстью). Ослеп, говоришь? Ссучье вымя!… Раньше ты жил, как в раю: кто в морду влепит – все видать. А теперь – хрен увидишь. (Влепляет еще, потом опять в голову.)

Натали  (истерично). Борька! Перестань! Перестань! Ведь это с ума сойти! Перестань! (Затыкается в клокочущих рыданиях.)

Боренька  (со все возрастающим остервенением). Душегубки вам строить надо, скотское ваше племя!

Серия ударов в почки, рычание слепого и сопение медбрата.

Тварь ползучая! Ссскотобаза!

Рык Гуревича становится все смертельнее. Занавес уже закрыт, и можно, в сущности, расходиться. Но там, по ту сторону занавеса, продолжается все то же, и без милосердия. Никаких аплодисментов.

К О Н Е Ц