Боже! Они опять все перепутали!… Ну, да ладно. Скажите‑ка мне лучше, вы готовы к подвигу: а кто из вас любит французиков?
Все . Все!
Гуревич (саркастически). Все?
Все (опомнившись). Никто!
Гуревич . Ну, то‑то же. Тут уж слишком обильный криминал: и правый бок Багратиона, и живот Александра Пушкина, и левый глаз Кутузова, и…
Коля (пьяненький). Но это же турки!… Глаз у Кутузова…
Прохоров . При чем здесь турки? Какие еще такие турки?! Всех турок уже давно перестрелял из ружья наш болгарский товарищ Антонов на площади святого Петра в Риме. А я лично видел хорошую картину: на ней изображен Кутузов, и он въезжает на коне не помню куда, но с двумя глазами…
Гуревич . В том‑то все и дело. Русский не должен быть одноглазым. Вот они – они могут себе позволить эту роскошь, все эти адмиралы Нельсоны‑Рокфлеры. А мы – нет, мы не можем. Тревожная обстановка во Вселенной обязывает нас глядеть в оба. Да.
Аплодисменты.
Коля . Но… Лиссабон… наш такой красивый Лиссабон!…
Прохоров . А это еще что за Лиссабон? Что такое вообще – Лиссабон? Облить его водой со всех сторон и никого не выпускать! Вот так. Или – поджечь его со всех сторон и никого не выпускать!…
Гуревич . Одно только слово «Лиссабон» – мне уже противно слушать. У меня разливается желчь, когда при мне говорят «Лиссабон». А разве должна разливаться желчь у человека? Нет, она разливаться не должна… Значит, и Лиссабона быть не должно!
Аплодисменты.
Тебе, Коля, нужен Лиссабон?
Коля . Не‑а…
Гуревич . А тебе, Витя?
Витя . Нисколечко.
Гуревич . Вот видите: на свете существуют вещи, решительно никому не нужные, – цветут, благоухают и существуют. Тогда как человечеству не хватает самого насущного. Короче, Лиссабона не будет… Но при этом могу ли я рассчитывать на своих стратегических союзников?
Все (вразнобой). Можешь, можешь, Гуревич! Давай еще шлепнем по маленькой!…
Гуревич . Самое время.
Шлепают по маленькой.
Сережа . Добрый день, быть может, вечер, я знать, конечно, не могу, привет от чистого сердечка я передать тебе спешу. Здравствуй, покойная мама, с приветом к тебе твой сын Федя. (И вдруг захохотал – необычайно – ведь его никто не видел даже улыбающимся. Прохохотав и закрутившись волчком, падает на пол, бьется в странных пароксизмах.)
Все на время немеют. Музыка.
Гуревич (нахмурившись) Ну, что ж… Мама оказалась жива – и он от этого оказался мертв… В истории уже бывали случаи смерти от внезапно доставленного радостного известия. Мишель Монтень.
Стасик (сбрасывает с себя позу мавзолейного часового и снова начинает пульсировать из угла в угол палаты). Рожденные под знаком качества пути не помнят своего. Но мы – отребье человечества – забыть не в силах ничего! Расслабьтесь, люди, потрясите кистями. И, пожалуйста, не убивайте друг друга, – это доставит мне огорчение. Бог мудрее человеков! Держитесь за ризу Христову! (И снова окаменевает: на этот раз в коленопреклоненной и молитвенной позе.)
Гуревич (вдохновенно продолжает). А если нет Лиссабона – понятное дело, остальные континенты проваливаются сами собой. Близятся сроки Воздаяния! Выпьем по махонькой, дорогие собратья, чтобы приблизить эти сроки!…
Алеха (первым выпивает, крякает и пробует возобновить представление).
Пум‑пум‑пум‑пум,
пум‑пум‑пум‑пум.
Вот он, вот он, конец света!
Завтра встанем в неглиже,
Встанем– вскочим; свету нету,
Правды нету,
Денег нету,
Ничего святого нету,
Рейган в Сирии уже!
Хор (уже успевших выпить). |