|
Прохоров (добавляет). Рене Декарт. И да не будет никто омрачен! Мы отмечаем сегодня вальпургиево празднество силы, красоты и грации! Ха‑ха! Танцуют все! Белый танец! Алеха! Алеха .
Пум‑пум‑пум‑пум! Пум‑пум‑пум‑пум! А я вот все люблю, А я вот всех люблю: Дедюктивные романы, Альбионские туманы, И гавайские гитары, И гаванские сигары, И сионских мудрецов, И сиамских близнецов… Уй‑йу‑йу‑уууууй! (На мотив Чайковского) Не ходи пощипывать, Не ходи просма‑атривать, Не ходи прощу‑пывать Икры наши де‑е‑евичьи‑и…
Витя (под Кальмана, играя пузенью).
За что, за что, о Боже мой? За что, за что, о Боже мой? За что, за что, о Боже мой? За что, за что, о Боже мой?
Гуревич . Взлеты и провалы династий, Распятие и Воскресение, варфоломеевские ночи и волочаевские дни, – все это, в конечном счете, только для того, чтобы комсорг Еремин мог беззаветно плясать казачок… Нет, тут что‑то не так… Подойди, Сережа, я тебе еще чуточек налью…
Сережа, перекрестившись, выпивает.
Гуревич . А Вова? Где Вова? Что с Вовой?
Вова сидит в постели, затылком опершись о подоконник, без движения и почему‑то с совершенно открытым ртом.
Поди– ка, взгляни, Прохоров, что с ним? Прохоров . Дышит! Вовочка дышит! (Напевает ему из Грига)
"Идем же в лес, друг мой, где нас фиалки ждут. Идем же в лес, в зеленый лес, где нас фиалки ждут…"
Вова не откликается ни звуком. Рот по‑прежнему открыт. А головку его уже обдувает Господь.
Гуревич . Однако!… Там (кивает в ту сторону, где происходит маевка медперсонала) – там веселятся совсем иначе. Ну, что ж… Мы – подкидыши, и пока еще не найденыши. Но их окружают сплетни, а нас – легенды. Мы – игровые, они – документальные. Они – дельные, а мы – беспредельные. Они – бывалый народ. Мы – народ небывалый. Они – лающие, мы – пылающие. У них – позывы… Прохоров . А у нас порывы, само собой… Верно говоришь! У них – жисть‑жистянка, а у нас – житие! У нас во как поют! А у них – какие‑нибудь там Ротару и Кобзоны… Хо‑хо! Только и делов!
С епаратно выпивают по совсем махонькой. Остальные, томительно облизываясь, стоят в стороне.
И вообще – в России пора приступать к коренной ломке всего самого коренного!… Коля (под советскую детскую песенку).
У меня водчонки нет, Даже вермутишки нет…
Прохоров (подхватывает ).
Только пиво, только воды! Только воды, только пиво! И никто у нас не пьян! Лейте, лейте, сумасброды, Одуряющее диво В торжествующий стакан! Пиф– паф!
(Подходит к баклаге со спиртом, наливает, опрокидывает в себя)
То же самое хотели бы сделать и другие. Но Гуревич их останавливает.
Гуревич . Чуть попозже. Клейнмихель, подойди сюда. Я должен сообщить тебе отраду: твоя мама не умерла! Она жива. Пашка ее не убивал! (Наливает ему) Сережа (прижимая кружку к сердцу). Ура! Моя мама жива! Пашка . Ура! Я ее не убивал! (Мгновенно выхватывает кружку из рук Сережи и залпом выпивает) Гуревич . Ты ловок, Паша, как я погляжу. Но здесь ты не сорвешь рукоплесканий. А вот по морде смажут – это точно – «Привратно и в партикулярной форме». Прохоров . Рене Декарт?… (Паше)
Короче, друг любезный, Ступай– ка ты по утренней росе!
Паша, получив от старосты пощечину, икает и присоединяется к пляшущим. |
