|
Я дотронулся до его рубашки, намереваясь распустить шнуровку. – Позволь мне… Он перехватил мою руку. Он поднес мои пальцы к губам и положил себе в рот, проводя по ним языком. Его глаза дрогнули, и он посмотрел на меня. Вполне достаточно, говорили его гла-за. Я чувствую вполне достаточно. – Я дам тебе все, что угодно, – умоляюще сказал я. Я просунул ладонь между его ног. Он был удивительно твердым. Ничего необычного в этом не было, но он не должен на этом оста-навливаться; он должен довериться мне. – Амадео, – сказал он. С необъяснимой силой он потянул меня за собой на кровать. Нельзя даже сказать, что он поднялся с кресла. Казалось, только что мы были здесь, а через мгновение упали на знакомые подушки. Я моргнул. Казалось, полог опустился за нами по собственной воле, под действием бриза, подувшего в открытое окно. Да, прислушайся к голосам, доносящимся с канала. Как поют голоса, отражаясь от стен домов Венеции, города дворцов. – Амадео, – сказал он, в тысячный раз прижимаясь губами к моему горлу, но на этот раз я почувствовал мгновенный укус, острый, резкий. Внезапно дернулась нить, сшивавшая мое серд-це. Я сам превратился в то, что у меня между ног, и больше себя не ощущал. Его рот прильнул к моей шее, и нить порвалась еще раз, а затем – еще и еще раз. У меня начались видения. Кажется, я увидел какое-то новое место. Кажется, я увидел от-кровения моих снов, которые никогда не оставались со мной после пробуждения. Кажется, сту-пил на дорогу к жгучим фантазиям, знакомым мне только по снам, только во сне. Вот – вот чего я от тебя хочу. – Так получай же, – сказал я, бросив эти слова в почти забытое настоящее, плывя рядом с ним, чувствуя, как он дрожит, как он возбуждается, как он резко извлекает из меня эти нити, ус-коряя биение моего сердца, чуть не заставляя меня кричать, чувствуя, какое он испытывает на-слаждение, как напрягается его спина, как трепещут и танцуют его пальцы, когда он изгибается, прижимаясь ко мне. Пей, пей, пей. Он оторвался от меня и повернулся на бок. Лежа с закрытыми глазами, я улыбался. Я потрогал свои губы. Я почувствовал, что на нижней губе у меня до сих пор осталась крошечная капля нектара, я подобрал ее языком и за-мечтался. Он тяжело дышал и впал в мрачность. Он все еще вздрагивал, а когда его рука нащупала мою, она тоже дрожала. – А, – сказал я, все еще улыбаясь, и поцеловал его в плечо. – Я причинил тебе боль! – сказал он. – Нет, нет, что ты, мой милый господин, – сказал я. – А вот я причинил тебе боль! Теперь ты мой! – Амадео, ты играешь с огнем. – А разве ты не этого хочешь, господин? Тебе что, не понравилось? Ты взял мою кровь и стал моим рабом! Он засмеялся. – Так вот как ты все извращаешь? – Ммм. Люби меня. Какая разница? – спросил я. – Никогда никому не рассказывай, – сказал он. Без всякого страха, слабости или стыда. Я перевернулся, подтянулся на локтях и посмотрел на него, на его спокойный профиль, повернутый в другую сторону. – А что они сделают? – Ничего, – ответил он. – Важно, что они подумают и почувствуют. А у меня для этого нет ни времени, ни места. – Он посмотрел на меня. – Будь милосерден и мудр, Амадео. Я долго ничего не говорил. Я просто смотрел на него. Только постепенно я осознал, что мне страшно. На секунду мне даже показалось, что страх затмит теплоту этой сцены, ненавязчи-вое великолепие лучащегося света, бьющего в занавески, гладких граней его лица, доброты его улыбки. Потом страх уступил место другой, более серьезной проблеме. – Ведь ты вовсе мне не раб, да? – прошептал я. – Нет, – сказал он и чуть было не засмеялся. – Я твой раб, если тебе обязательно нужно знать. – А что произошло, что ты сделал, что случилось, когда… Он приложил палец к моим губам. |
