Теперь ее муки закончились. Она была мертва и неподвижно лежала на снегу, который по-степенно окрашивался потоком льющейся из ее тела крови. Вокруг стояла гробовая тишина. Ме-ня трясло как в лихорадке. Вдруг я услышал какой-то странный сдавленный звук и увидел на снегу рвотные массы, не сразу осознав, что и то и другое принадлежало мне. Воздух вокруг был напоен запахом волков и крови. Попытавшись сдвинуться с места, я чуть не рухнул.
И все же я продолжал, не останавливаясь, двигаться вперед, мимо уничтоженных мною волков, пока наконец не дошел до того, который едва не убил меня и которого я заколол послед-ним. Взвалив его на плечи, я побрел по направлению к дому.
Обратный путь занял, наверное, около двух часов.
Но так это или не так, я опять же не знаю точно. Пока я шел, я снова и снова вспоминал и переживал все, что происходило со мной во время сражения с волками. Каждый раз, когда я спотыкался и падал, внутри меня словно что-то застывало, мне становилось все хуже и хуже.
К тому времени, когда я достиг наконец ворот замка, мне казалось, что я перестал быть Ле-статом. Уже не я, а кто-то совершенно другой, пошатываясь, вошел в большой зал, неся на пле-чах остывшую тушу огромного волка. Неожиданно яркий свет огня в камине раздражающе дей-ствовал на мои глаза. Я был измотан до предела.
Я увидел, как навстречу мне встали из-за стола мои братья, как мать успокаивающе похло-пывает по руке слепого отца, с тревогой спрашивающего, в чем дело. Я даже начал было объяс-нять им что-то, но что именно я в тот момент говорил, я не помню, знаю только, что голос мой звучал совершенно ровно, и изложение событий было предельно простым. «А потом... А по-том...» – что-то в этом роде.
Неожиданно мой брат Августин вернул меня к действительности. Он подошел ко мне, и его силуэт четко возник на фоне огня, горевшего в камине. Холодным и резким голосом он пре-рвал мою монотонную речь:
– Врешь, негодяй! Ты не мог уничтожить восемь волков! – На лице его явственно читалось отвращение.
Однако самое примечательное состояло в другом: едва эти слова слетели с его губ, он вдруг понял, что совершил ошибку.
Возможно, причиной тому послужило выражение моего лица. А может быть – возмущен-ный шепот матери или молчание моего второго брата. Как бы то ни было, на его лице почти мгновенно возникло выражение полнейшего замешательства.
Он стал бормотать о том, что все это просто уму непостижимо, что я мог погибнуть, что слугам, наверное, следует сейчас же разогреть для меня бульон и так далее в том же духе. Одна-ко все его усилия оказались тщетными. В тот краткий миг случилось нечто такое, что исправить было уже нельзя. Следующее, что осталось в моей памяти, – это как я лежу один в своей комна-те. На моей кровати не спали собаки, как это всегда бывало прежде. Теперь они были мертвы. Несмотря на то, что огонь в камине не горел, я, как был – грязный и окровавленный, забрался под одеяло и провалился в глубокий сон.
Много дней не выходил я из своей комнаты.
Августин приходил ко мне и рассказал, что крестьяне поднялись в горы, нашли там убитых волков и принесли их в замок. Но я даже не удостоил его ответом.
Прошло, наверное, около недели. Как только я почувствовал, что способен выносить при-сутствие других собак, я отправился на псарню и привел оттуда двух уже достаточно больших щенков, чтобы они составили мне компанию. Ночью они спали по обе стороны от меня.
Слуги входили и выходили, но никто из них не отваживался меня побеспокоить.
Но однажды ко мне в комнату бесшумно и едва ли не крадучись вошла моя мать...
2
Был уже вечер. Я сидел на кровати, рядом со мной удобно вытянулся один из щенков, дру-гой пристроился возле моих ног. В камине ярко пылал огонь.
Наверное, следовало ожидать, что мать наконец-то меня навестит.
Несмотря на полумрак, я тотчас же узнал свойственную только ей одной манеру двигаться и не произнес ни слова, хотя любому другому, кто посмел бы войти сейчас ко мне, я немедленно приказал бы убираться вон. |