|
Как только мы возвратились в замок, братья отобрали все мои книги и посадили меня под замок. Я не в силах был понять причину их гнева. Я догадывался, что в какой-то момент повел себя глупо. Меряя шагами комнату из угла в угол, я беспрестанно плакал, стуча кулаками обо все, что попадалось под руку, и барабаня в дверь. Потом меня стал навещать мой брат Августин, чтобы побеседовать со мной. Поначалу он ходил вокруг да около, но постепенно выяснилось, что ни один представитель столь знатной семьи французских дворян никогда не станет бедным учительствующим монахом. Как случилось, что я не смог понять такой простой вещи? Меня послали туда, чтобы я научился читать и писать. Почему же меня вечно тянет на крайности? Почему я всегда, словно дикарь, подчиняюсь только своим инстинктам? Даже если говорить о реальных перспективах в лоне Церкви – ведь я младший сын в семье. Разве не так? Следовательно, я должен подумать о своих обязанностях по отношению к племянникам и племянницам. Короче, все его речи сводились к следующему: у нас нет денег, чтобы обеспечить тебе до-стойную карьеру священнослужителя, добиться для тебя сана епископа или кардинала, как того требует наше происхождение. Стало быть, ты обречен провести свою жизнь здесь, оставаясь неучем и нищим. А теперь ступай в большой зал и поиграй с отцом в шахматы. Когда до меня наконец дошел весь трагизм моего положения, я разрыдался прямо за ужи-ном, бормоча себе под нос слова, которых в моей семье никто не способен был понять, – о «хао-се», царящем в нашем доме. Позже ко мне пришла мать. – Ты не знаешь, что такое хаос, – сказала она. – Как же ты можешь употреблять подобные слова? – Нет, знаю, – ответил я и стал говорить ей о грязи и упадке, царящих повсюду, рассказы-вать о том, как было хорошо и чисто в монастыре, об упорядоченной жизни его обитателей и о том, что при желании каждый может там хоть чего-то добиться. Она не стала спорить со мной. Несмотря на свою молодость, я все же сумел почувствовать, что к моим словам она отнеслась с удивительной теплотой. На следующий день она взяла меня с собой в поездку. Наше путешествие длилось приблизительно полдня. Наконец мы подъехали к великолеп-ному особняку, принадлежавшему одному из наших соседей-землевладельцев, и хозяин его вме-сте с моей матерью повели меня на псарню, где предложили выбрать щенков из недавно по-явившегося на свет помета мастиффов. Мне никогда не приходилось видеть ничего более красивого и трогательного, чем эти кро-хотные существа. А наблюдавшие за нами взрослые собаки напоминали огромных ленивых львов. Зрелище было просто восхитительным. От волнения я даже не мог сделать свой выбор. Владелец этого сокровища посоветовал мне взять кобеля и суку и сам выбрал их для меня. Всю дорогу до дома я держал корзинку со щенками на коленях. Через месяц мать купила мне первый в моей жизни кремневый мушкет и первую лошадь для поездок верхом. Она никогда не объясняла причину своего поведения. Но у меня на этот счет было свое мнение. Я вырастил этих собак, сам дрессировал их, и они стали родоначальниками моей соб-ственной псарни. К шестнадцати годам я превратился в настоящего охотника и вместе с собаками практиче-ски все время проводил в полях. Однако дома я по-прежнему оставался чужим. Никто не хотел слушать мои рассуждения о необходимости восстановления виноградников или возделывания заброшенных полей, о том, что следует наконец лишить наших арендаторов возможности постоянно нас обкрадывать. Я был бессилен что-либо изменить. Однообразное течение жизни, медленное разрушение всего, что меня окружало, казались мне убийственными. Пытаясь хоть чем-то нарушить монотонность существования, я каждый праздник ходил в церковь, а когда в деревне происходили ярмарки, проводил на них почти все свободное время, с удовольствием участвуя в обычно недоступных для меня развлечениях и созерцая представле-ния, хотя бы на короткое время избавлявшие меня от ежедневной рутины. |
