Истошные вопли старика были прерваны новым вопросом Блейда:

– Ты так и не назвал себя. Я жду.

– О, прости, прости меня, великий! От радости у меня все помутилось в голове… Я, недостойный, зовусь Пенсагом. Позволь мне проводить тебя, великий! В дом бывшего старшины Ксанта… Там ты сможешь отдохнуть.

Поверженный, враз лишившийся и штанов, и жилища, Ксант только слабо мычал.

Окруженный толпой, Блейд, в сопровождении беспрерывно болтавшего Пенсага, дошел до самого большого и вместительного дома в деревне. Он был пуст – очевидно, домочадцы Ксанта тоже присоединились к толпе.

– Сюда, сюда, – частил старик, усаживая Блейда за стол в просторной, хоть и не слишком чистой комнате. – Где эти бабы? Эй, Феста, тащи все, что есть самого лучшего! К нам явился сам Морион!

Побледневшая женщина – видно, жена Ксанта – бухнулась в ноги Блейду.

– Не губи! – взмолилась она. – Не губи, о великий, не лишай всего нажитого! Позволь хоть добро унесть!

– Тихо все! – гаркнул Блейд, у которого уже звенело в ушах от несмолкаемых воплей и криков. – Тихо! Мне нужно, чтобы кто‑то из вас прочел все пророчество целиком! Выберите, кто потолковее!

Ему пришлось тотчас же пожалеть об этих словах, ибо все без исключения, как выяснилось, считали самым толковым непременно себя; его оглушила многоголосая ругань, кое‑где уже замелькали кулаки. Пришлось вновь повысить голос.

– Тихо! Я выберу сам, кого слушать! – взгляд Блейда обежал набитую людьми комнату. «Дракула, кто тут подходит?»

Впрочем, странник уже и сам нашел глазами невысокую девушку, притиснутую толпой к самому столу. Ее лицо казалось посмышленей, чем у остальных.

– Ты! – Блейд вытянул руку. – Говоритъ будешь ты!

Слабое «ой!» девушки потонуло в раздавшемся со всех сторон завистливом шипении. Чья‑то рука ущипнула ее за предплечье, другая дернула за волосы…

Странник начал терять терпение. Пришлось подняться и прикрикнуть, лишь после этого вокруг девушки образовалось пустое пространство и он смог наконец разглядеть рассказчицу.

Небольшого роста, в простом чистеньком платье, босоногая, с волосами цвета речного песка, девушка отнюдь не была красавицей. Милое курносое личико, по‑детски пухлые губы, пунцовые от смущения щеки, карие глаза… На вид ей было едва ли больше шестнадцати лет.

Она заговорила. Сперва голосок ее срывался от волнения, но с каждой минутой становился все крепче и крепче; наконец слова потекли потоком.

"Давно это было. Владели тогда отцы отцов наших всей землей от моря до моря, и у самого последнего землепашца было не меньше пяти рабов. Мир царил во владениях пильгуев. Однако настал грозный и черный день, когда из неведомых пределов южных двинулись на север орды кабаров, колдуном мерзких, что божьим попущением наведены были на нас за грехи наши. И не устояли в бою пращуры наши, и были побеждены, и попали в рабство, и лишь один из десяти десятков бежать сумел на север. Полуночные страны захватили безжалостные убры, из‑за дальних морей нагрянувшие; на востоке сами пильгуи, чудом имперского ярма избегнувшие, в бесконечных дрязгах и междоусобицах увязли, под ярмо иноземных пиратов угодили. На западе в горах появились Властители Серые, так по цвету их одеяний и лиц названные. Жалкие остатки пильгуев среди заркийских чащоб укрылись. И там, среди лесов Заркии, было древними пророками изречено слово мудрости, что не вечно будут пребывать пильгуи и братья наши в рабстве имперском, что явится на землю лесной твердыни народа нашего Великий Морион, воитель, мудрец и чародей. И будет на левом плече его сидеть зверь черный, невиданный, и будет Морион говорить с тем зверем неведомым для остальных языком. Явится он наг и безоружен; не оттолкните же его, не пропустите и не дайте уйти.