Изменить размер шрифта - +
Пришпилить на дверь записку „Меня нет дома!“ Не открывать никому. Так было бы лучше. Для отца я все равно лишь обуза.»

В голове сам собой сложился ответ.

«Тогда мир стал бы гораздо страшнее, милый. Ты поступил правильно. В одиночестве твой отец мог бы такого натворить, что земля содрогнулась бы.»

«Я тут не причем. Он никогда меня не слушает. Мое мнение для него, как чириканье воробья.»

«Но когда-нибудь ты найдешь убедительный аргумент.»

Комната начала медленно выцветать, и виконт почувствовал, что это в последний раз. Вокруг порхали вопросы, словно бабочки из потревоженной клумбы, но он никак не мог поймать нужный вопрос за крыло.

«Я хотел спросить…» — выдавил он наконец.

«Конечно, Герберт.»

«Ну это… как тебе мой Альфред?»

Женщина в кресле задрожала. Сначала виконт решил, что она плачет — это было бы так логично — но услышал заливистый смех…

Он по-прежнему стоял посреди грязной комнатенки, держа Мег Жири за плечи. Клыки втянулись. Глаза перестали гореть красным светом. Сознание девочки трепетало у него в руках — сдавить чуть сильнее, и оно обмякнет и превратится в безжизненный комок перьев. Виконт разжал хватку.

— Садись на диван, маленькая Жири, и возьми в руки альбом, — устало произнес он, из последних сил дернув за невидимые нити. — Когда ты очнешься, то забудешь, что между нами произошло. А голова у тебя будет болеть из-за недосыпа.

Взгляд Мег приобрел осмысленное выражение. Она потерла виски и, вспыхнув, быстро застегнула воротник. Как она могла повести себя так разнузданно в присутствии мужчины! Теперь виконт решит, что в плане аморальности сама Иезавель рядом с ней покажется пожилой бретонкой, в накрахмаленной чепце и с четками в руках.

И что вообще произошло?

— О чем мы говорили? — краснея, спросила балерина.

— Ты спросила, каково это — иметь отца, — отозвался Герберт, который почему-то казался еще более изможденным.

— Я это спросила?!

Должно быть, с языка слетело.

— Ну и как это?

— У моего отца свои странности, — уклончиво ответил виконт. — К примеру, он любит писать сонеты на телах девиц их же кровью.

Услышанное погрузило Мег Жири в пучину размышлений. Хотя нет ничего странного. Аристократы давно уже перестали быть опорой государству. Сметенные волной наступающих нуворишей, они вынуждены продавать титулы, штопать гобелены и сдавать в ломбард серебряные тарелки, с которых когда-то ел Король-Солнце.

— Не на что купить чернила? — посочувствовала девочка.

Герберт поперхнулся и промычал что-то невразумительное.

— И еще он обращается со всеми нами довольно сурово.

— Насколько сурово?

— Ну, в замке есть камера пыток…

— О, в нашем доме она тоже есть! Называется «прачечная,» — просветила его Мег. — Ваш отец когда-нибудь заставлял помогать ему со стиркой в понедельник?

Надо отдать ему должное — виконт честно попытался представить себе эту сцену. Вскоре появилось ощущение, будто в уши ему залили кислоту, которая окончательно растворила мозг.

— … когда прополощешь белье в щелоке, можно браться за кипячение, — живописала девочка, — а если не слишком грязное, просто стирать в лохани с помощью валька.

— Возмутительно! — в сердцах воскликнул виконт фон Кролок. — А где в тот день были ваши слуги? Неужели одновременно взяли выходной?

Мег прикрыла рот, сдерживая то ли смех, то ли вопль негодования.

Быстрый переход