Изменить размер шрифта - +
Чем накладывать такую гору сахара, лучше было бы съесть его побыстрее - и все». Но люди не понимают того, что я говорю, и мне только оставалось молча, с сожалением наблюдать за происходящим, сидя на охати [16].

    Интересно, где гулял хозяин в тот вечер, когда он ушел из дому вместе с Кангэцу-куном? Вернулся он поздно вечером, к столу на другой день вышел только в девять часов. Я сидел все на том же охати и смотрел, как хозяин молча ел дзони [17]. Одна чашка дзони сменяла другую. Плававшие в дзони кусочки моти были невелики, но хозяин, съев всего шесть или семь кусочков, отложил хаси [18]: «Ну, хватит». Другим он ни за что не позволил бы оставить еду в миске, ему же, как главе семьи, все было можно. Он лишь поглядел самодовольно на плавающие в мутном соусе остатки подгоревшего моти и приобрел еще более важный вид. Когда хозяйка достала из стенного шкафчика и поставила на стол диастазу Така, он сказал:

    -  Не буду я ее пить, все равно не помогает.

    -  Послушайте, ведь говорят, что она очень хорошо действует, когда употребляешь пищу, где много крахмала, - принялась упрашивать его жена.

    Но он заупрямился:

    -  Хоть крахмал, хоть что - не буду.

    -  До чего же вы непостоянны, - сказала хозяйка словно про себя.

    -  Что значит «непостоянный»? Это лекарство не помогает.

    -  Но вы же еще недавно говорили: «Действует, действует» - и пили его каждый день.

    -  Раньше действовало, а теперь не действует, - последовал ответ.

    -  Если то пить, то бросать, как вы, - нечего надеяться, что лекарство поможет, каким бы хорошим оно ни было. Наберитесь еще немного терпения, а то желудок ни за что не вылечите - ведь это не то что другие болезни, - сказала хозяйка и оглянулась на служанку, которая стояла подле нее с подносом в руках. Та сразу же стала на сторону хозяйки:

    -  И то правда. Попробуйте попить еще немного, а то и не узнаете, хорошее лекарство или плохое.

    -  Ну и ладно, сказал «не буду» - значит, не буду. И что могут понимать бабы, молчите уж лучше!

    -  Хорошо, пусть я буду баба, - сказала хозяйка и пододвинула диастазу к мужу, - очевидно, она все-таки решила настоять на своем. Хозяин, не говоря ни слова, поднялся и ушел в кабинет. Жена и служанка переглянулись и рассмеялись. Я не решился последовать за хозяином в кабинет, чтобы там, по обыкновению, расположиться у него на коленях. Я опасался хозяйского гнева, а поэтому тихонько обошел дом со двора, поднялся на галерею и оттуда заглянул через щелочку в кабинет - хозяин сидел, раскрыв перед собой книгу, автора которой звали, кажется, Эпиктетом [19]. Ну, если на сей раз он разбирался в написанном как обычно, то он действительно умный человек. Через пять-шесть минут, как я и ожидал, он с шумом швырнул книгу на стол. Я продолжал внимательно следить за хозяином. На этот раз он достал дневник и написал следующее:

    «Гулял вместе с Кангэцу в Нэдзу, Уэно, по Икэ-но-Хата и в окрестностях Канда. Перед чайным домиком, что на Икэ-но-Хата, гейша в новогоднем кимоно с красивыми узорами играла в волан. Одежда-то у нее нарядная, но лицо такое страшное, вроде как у моего кота».

    Наверное, можно было бы и не называть именно меня как образец страшилища. Пойди я в парикмахерскую «Китадоно» да побрейся там, - наверное, и не так бы уж сильно стал отличаться от человека. Вечно приходится страдать из-за людского зазнайства.

    «Когда мы заворачивали за угол магазина „Хотан“, навстречу нам опять попалась гейша. У нее была очень хорошая фигура - стройная, плечи покатые.

Быстрый переход