Изменить размер шрифта - +
Наработанным жестом, не без гусарской лихости, откупорил первую бутылку. Плеснул в оба стакана. Руки у деда при этом едва заметно дрожали.

    – Ну, за знакомство. Сартинаки Евграф Глебыч. Чтоб наша доля нас не цуралась!

    – Грек, что ли, будете? А, Евграф Глебыч? – интересуюсь я, подымая стакан.

    Хорошо пошло, однако! То самое, чего не хватало. А дед и впрямь орел – сразу подтянулся, помолодел, по второй наливает! Ухмыляется:

    – Куда нам, холостым! От прадеда фамилия досталась. Вот он настоящим греком был. А я… – вахтер как-то неопределенно шевелит пальцами и тянется к стакану. Экий темп взял, однако! – За тебя, Валерий Яковлич. Иди, беда, темным лесом, мелким бесом!

    Эх, Глебыч! Твои бы слова – да Богу в уши!

    – Ну, теперь и тары-бары развести можно, – довольно крякает дед, распечатывая пачку сигарет. Двигает ближе пепельницу. – Покажь финтифлюху, Валерий Яковлич. Не боись, давай.

    Откуда-то я точно знаю, что шарик лежит во внутреннем кармане пиджака Правом. Костюмы я ненавижу смертно, натерпелся от них, но к гадюке Епифании вырядился павлином: галстук, булавка с камешком, новые туфли… Лезу за пазуху. Кроме запасных пуговиц в пакетике из целлофана, в кармане не обнаруживается ничего. Проверяю карман за карманом. Неужели нету?

    Дед с пониманием кивает:

    – Прячется, сучий выкидыш… Ты цыкни на него, он и найдется.

    Плохо понимаю, как следует цыкнуть на наследство. Изнутри подступает слепое, беспричинное бешенство. Шалишь, сволочь! Я покуда главный! Понял?!

    Пальцы нашаривают резную кость.

    В правом внутреннем кармане пиджака.

    Вахтер с любопытством, но без тени усмешки (за что ему большое спасибо!) наблюдает за происходящим. Наверное, со стороны, копаясь по карманам, я был похож на полного психа. Или чесоточного. Протягиваю руку. Старик осторожно, будто гранату, невесть сколько пролежавшую в земле и готовую в любой момент рвануть, берет мой шарик. Смотрит на просвет. Вертит.

    Достаю сигарету и себе. На ощупь, не глядя. Потому что взгляд намертво прикован к шарику в пальцах Евграфа Глебыча.

    – Экое дрянцо! – бормочет под нос вахтер, хмурясь. – Ишь ты!.. Давно эту заразу не видел, надо же…

    Мне вдруг представляется Глебыч, такой же старый, как сейчас, только выряженный в полосатый передник, – у подножия пирамиды Хеопса. В самый разгар новостройки. Кругом снуют рабы, но деду не до них. В руках он вертит очень похожий шарик и бурчит по-древнеегипетски: «Давно эту заразу не видел, надо же…» Видение вспыхивает, чтобы сразу исчезнуть, я невольно трясу головой и, к великой радости, выпускаю из поля зрения проклятый шар-в-шаре-в-шарике.

    Прикуриваю.

    – Пока держишься, красивый. Пока булькаешь. Но скоро наглотаешься, – «успокаивает» старик, возвращая зловещее сокровище. – По наследству получил?

    В проницательности Глебычу не откажешь. Мог бы по совместительству в Шерлоки Холмсы податься. На полставки.

    – Дрянь финтифлюха. Пакость, – дед скупо цедит слова, а я слушаю его, словно оракула, стараясь ничего не пропустить. – Гнилой фарт тебе выпал, Валерий Яковлич. Небось, и знать не знал, что от Скомороха получаешь?

    Остается пожать плечами. Кто ж мог знать?! Сроду в ауры-шмауры, порчу-сглаз и прочих энерговампиров не верил. Дедушка, милый, ты-то откуда про Скомороха вынюхал?

    Старик словно читает мои мысли:

    – Верь-не-верь, а ноги уноси.

Быстрый переход