– Вам помочь?

    Охранник принимается рьяно собирать вещи. Сует мне. В портмоне обнаруживается пятидесятидолларовая купюра. Часы? Ручка? Выбросить? Жалко. В милицию отнести? Между собой, небось, поделят. А надо мной посмеются. Себе оставить? Неудобно, краденое все-таки…

    – Вы идете?

    – Да, я уже иду…

    Надо идти. Смеяться, пить, как ни в чем не бывало. Надо жить дальше.

    – Ух ты! А ну, покажи!

    Как у меня за спиной оказался Юрок, выбравшийся в фойе проветриться, я проморгал. Хотя я, когда задумаюсь, могу не заметить даже проходящего в двух метрах Годзиллу. Розового в зеленый горошек. Знаю за собой такое свойство.

    Шарик оказывается в загребущих лапах кумира молодежи. Юрок вертит «финтифлюху», смотрит на просвет, цокает языком.

    – Где взял, старичок?

    – По наследству досталась.

    Чистая правда.

    – Продай! Я такие цацки собираю.

    – Ну…

    – Да не жмись ты! За сто баксов уступишь?

    Вперед, Валерий свет Яковлевич! Вот он, твой счастливый случай: подмигивает желтым глазом, скалится ободряюще. Давай же, пользуйся! Что ж не радуешься, не спешишь ударить по рукам, не бежишь за нотариусом? Ведь сам человек напрашивается! Другого такого случая не будет.

    – Извини, Юрок, не могу. Память… наследство…

    Рядом объявляется Наталья. Ее взгляд красноречивее любых слов: что ты мелешь? С ума сошел? Какая память, какое наследство? Продавай, дурак! Кто тебе еще за эту ерунду сто баксов отвалит?!

    – Старичок, ты шутишь? Тебе оно до фени, а мне – в коллекцию. Ладно, полторы сотни даю. Идет?

    Черт, хоть бы Наташки рядом не было! Искуситель… Нет, не могу. Подставить славного, в сущности, мужика, который ни сном, ни духом?

    – Извини, Юрок. Не срастется. Пошли выпьем?

    – Ну, как знаешь…

    Звезда обижена. И контракт старичок не подписывает, и цацку не продает. За такие-то башли! Совсем зазнался, взрывник хренов.

    – Ты что творишь?! – шипит в ухо Наталья. – Догони его! Полторы сотни… Лови момент, тютя!

    – Если он сразу полторушку предложил, значит, шарик больше стоит, – ухитряюсь наконец найти достойный ответ. – Надо к оценщику снести. Настоящую цену узнать…

    – Бизнесме-е-ен!..

    Наталья гордо идет прочь. Вслед за Юрком. А у меня вдруг объявляется страстное желание напиться. Вусмерть. Вдрабадан. До полного помрачения и жесточайшего бодуна наутро.

    Что ж, коньяка для этого осталось вполне достаточно.

    18

    Тополя играли в зиму. Пуховые снегопады, ребятишки с коробками спичек бегают вдоль улицы, радостно швыряясь огоньками. Старушки ворчат без злобы. Свое все-таки, родное, пускай шалит. Вырастет, намается…

    – Здравствуйте, Валерочка! Как мама? Дедушка? Пишут?

    – Здрасьте, Абрам Григорьевич…

    – Как здоровье дедушки?

    – Погано. Старый он… Мама звонила, плакала: в больнице все время.

    – Ой, как жалко! Скажите маме, пусть держится… Она у вас молодец! А вы еще не едете?

    Как я люблю эти разговоры.