Регулятор на одиночный. Сейчас некогда о танках, есть цели ближе и доступнее. Прицелился. Мимо. Ещё – опять мимо. Автомат при каждом выстреле подкидывает вверх, он выплевывает гильзу куда-то в сторону. Это не гитара, он играет другие песни…

Один из танков стреляет на ходу. Это уже громко, это бумц! – и тяжёлый свист снаряда над головой. Мальчишка невольно оглядывается и видит, как справа сзади на месте крайнего дома вспухает чёрное облако, из которого летят кирпичи, доски, куски шифера.

– Огонь! – командир орёт уже хрипло, сорванным голосом.

Некогда смотреть на дом. Некогда. Цепь всё ближе, это уже не шеренга фигурок, это люди. Потные злые люди с такими же, как у него автоматами. С желанием победить, хоть и не на их стороне правда. Или на их тоже? Ведь во что-то они верят, не просто так идут.

Автомат привычно подпрыгивает в руках, и один из этих людей падает. Не картинно, как на экране, роняя оружие, а до страшного обычно – как будто споткнулся. Мальчишка не верит себе: попал? Наверное, да. Следующий.

Пуля зло прошивает воздух прямо над головой. Свинцовый шмель в поисках кровавого мёда. Выстрел. Ещё. Он привычно считает патроны, оставшиеся в магазине. Пять? Шесть?

Сразу два танка стреляют. Один по домам за спиной, а второй… Второй опустил ствол пушки и бьёт по окопам. С такого расстояния и не промахнешься.

От близкого взрыва мальчишку осыпает комьями тяжёлой слежавшейся земли, а в ушах тишина. Словно лопнуло. Разом, как от ныряния на глубину. Картинка движется, а звука нет. Хочется постучать сверху по телевизору. Хочется крикнуть – да он и кричит что-то, не слыша сам себя.

Кричит и стреляет, отщелкивая последние патроны. Последние секунды жизни вот того, справа, с короткой бородкой, в черной бандане, завязанной узлом над ухом, на пиратский манер.

Гитара Калашникова в руках мальчишки перестает подпрыгивать. Тишина сопровождается неподвижностью. Он неловко лезет за вторым магазином, привстает и чувствует тупой удар в ногу. Как сапогом в драке ударили, только тяжелее, свинцовее. И жжёт очень сильно внутри. Выжигает. Забирает лёгкое до этого мгновения дыхание, стремительно сворачивает как ковёр в рулон долгую счастливую дорогу. До одного шага, который он так и не сделает.

Мальчишка привстает, из последних сил старается быть выше неба, выше флага, который – он верит – реет над его землёй. Правильного флага, под которым выжившие споют правильный гимн.

А он… Он просто хочет ещё раз увидеть реку. Ту самую, возле которой вырос. Река, река, как твоё название, откуда ты равнодушно течёшь уже сотни лет и куда?

Да так ли это важно сейчас. Для самого мальчишки уже не имеет значения, только гитара в наступившей тишине звенит струнами и плачет о чем-то своём…

Горло вскинул голову и понял, что задремал.

Опять первый бой снился, недалеко от этих мест, в родной деревне, когда его ранили. Осколок не задел кость, подлечили, но нога теперь по-стариковски ноет перед дождём – хорошо, они здесь редкость.

Ну и хромает слегка, когда устаёт идти.

Ночью спал плохо, с утра орудийная канонада и сборы в поход. Новый командир вон уже час на колодец в бинокль любуется, а Дрон просто лежит, думает. Заметил, наверное, что Стёпка прикорнул, а будить не стал. И на том спасибо.

– Дрон!

– Проснулся, сурок? Не ори. Ждём водовозов.

– Проползу к командиру, – сказал Стефан. Достал свой бинокль – и вперёд, под колючими кустами.

– Не шуми, – не отрываясь от наблюдения, шепнул Ватник.