Дмитрий рассказывал достаточно охотно, избегая только фамилий, адресов, названий и подробностей о позициях и технике. Никаких тайн он не выдавал, а просто разговор… В конце концов, эта пара журналистов спасла им жизни. Надолго или нет – жизнь покажет.

На обочине мелькнула та самая БМВ, она стояла, а рядом с ней здоровенный мужик спиной к трассе жизнерадостно орошал близко растущие кусты. Дмитрий моргнул. Да нет, бред… Хотя…

Через пару минут несвежее чудо германского автопрома обогнало их ещё раз.

– Вы женаты? А как относится к мятежу ваша жена?

– Мы не считаем независимость Кавинской Республики мятежом. Это естественная реакция целого народа ущемление законных прав, на дискриминацию и уничтожение русской культуры.

Аж сам себе позавидовал, как по писанному вещает. Но ведь всё – правда, да и университет за плечами, не стоит разговаривать слишком уж просто. Не на базаре.

Джип сопровождения, как привязанный державшийся за микроавтобусом от самого Русинска, внезапно ушёл в сторону на одной из развилок и скрылся на второстепенной дороге. Дмитрий попытался понять, что это за манёвр противника, но в голову ничего не пришло.

Командир спецназа в запись разговора не вмешивался, никаких указаний своим двум бойцам и водителю не давал. Сидел, набычившись, втянув голову как черепаха в неудобный воротник форменной куртки, и молчал.

– А правда ли, что в Кавино культ Сталина? – не отставала журналистка. – Ностальгия по кровавому тирану?

– Бред какой-то, – пожал в ответ плечами Дмитрий. – Нет у нас ностальгии по Сталину. У нас есть тяга к справедливости, это факт, а при нём многое было справедливее. Для тех, кто не оказался в лагерях, разумеется. Сложная фигура, о нём годами можно говорить, приводя аргументы за и против, но надо учесть время его правления и ситуацию вокруг СССР. Войну. Многое, уважаемая мадемуазель.

На одном из отрезков трассы командир внезапно вышел из своего странного оцепенения, обернулся, глянув через плечо водителю вперёд на дорогу, и приказал остановиться. Немного не доезжая подходившего к дороге леса, минивэн скользнул правее, в немалый карман для останавливающихся здесь фур, запрыгал по гравию и почти упёрся бампером в деревья.

– Остановка для оправки, – опять кривясь, но по-русски сообщил командир. Боковая дверь скрипнула и отъехала назад.

– Что есть «оправка»? – не поняла Марион. Остановка прервала её на середине вопроса.

– Пис-пис, мадам. Поссать можно, ехать-то ещё долго. Да оставь ты свою камеру, рыжий!

Журналистка что-то сказал на французском оператору, тот согласно кивнул, выключил камеру и отложил на сидение, выпрыгивая на гравий первым. За ним вылезла Марион, потом бойцы отстегнули и выволокли Дмитрия со Шлёмой.

Бежать? Ноги-то тоже скованы. Куда здесь сбежишь, остаётся оправиться, как велено.

Командир вылез последним, оглянулся на пустую трассу за спиной и потянул из кобуры пистолет. Бойцы держали на прицеле пленных и журналистов, не вдаваясь в пустые размышления – офицер главный, ему и решать.

С дороги послышался гул мотора, причём со встречной их движению стороны, но переигрывать уже поздно: первый выстрел попал в шею рыжего оператора, заросшую могучей кучерявой порослью. Франсуа как стоял с расстёгнутой ширинкой, так и улетел лицом вперёд в кусты, не успев ничего понять. Судя по выплеску крови из пробитого изнутри горла, уже никогда и не успеет. Только спина с надписью TV мелькнула.

Второй выстрел, точнее, два подряд, достались Шлёме: Дмитрий с болью и ужасом увидел, как его друга отбросило назад, как на лёгкой рубашке с каким-то несерьёзными узорами расцвели два алых мака.