|
Едва глаза ее погрузились в строгую стройность нотных линеек, как колдовство Вареньки Иловайской незримо, властно, полноводной рекою перетекло в нее, в ее Душу, тут же обратившись морем, глубоким, переливчатым, наполненным до краев такою жаждою земного, прочного «не забвения», что почти всю свою жизнь Марина Ивановна Цветаева — волшебница и фея Слова, Колдунья рифм и звуков, искала вокруг себя, пыталась воскресить наполнить жизнью образ другой чаровницы и волшебницы — Вареньки Иловайской. Варвары Дмитриевны Цветаевой. Первой жены своего отца. Тайной и вечной соперницы своей матери. Она искала ее следы, искала тех, кто знал ее: родных, близких просто — знакомых и подруг. Она писала о ней — немногими строками — горячо, страстно, ревниво, скупо, с незримой, тайной и — О, нет же, нет! — слишком зримой любовью.
Она словно пыталась постичь самую главную тайну этой Женщины, сумевшей внушить такую Любовь. Женщины, заронившей такую Память. В сердце, Душу и даже — Дар. Удалось ли Марине Ивановне это? Я не знаю. Письма В. Д. Иловайской-Цветаевой к мужу ее, замечательному ученому и Хранителю прекрасного Музея известны лишь узкому кругу лиц из породы бесстрастно и безлико молчащих. Я всего лишь пытаюсь идти следом за летящим и своевольным цветаевским пером. Идти и осторожно прикоснуться к ускользающей Красоте. Похожей на чудную птицу иволгу, прячущую свое оперение в густой листве пышных ив, склонившихся почти к самой воде, и будто купающихся в ней… Я предлагаю Вам прочесть эту вольную новеллу, невольно навеянную полузабытым образом… Ибо каждая жизнь — история и оттого — имеет полное право на Любовь и Память. Как грустно, что не всегда мы понимаем это! Увы, понимать — так трудно… |
