Кардинал счел своим
долгом сообщить об этом королю. Людовик рассердился, но отнюдь не на
королеву. Поверив в ее виновность, он позволил бы слишком глубоко уязвить
свою мрачную гордыню. Поэтому он посчитал обилие картин одним из проявления
Бэкингемского фанфаронства, формой хвастливого самовыражения, пустым
бахвальством, свойственным людям, одержимым манией величия.
В итоге английскому королю сообщили, что присутствие герцога Бэкингема
во Франции в качестве посла к Его Наихристианнейшему Величеству крайне
нежелательно по причинам, хорошо ему известным. Прознав об этом, тщеславный
Бэкингем во всеуслышание объявил о причине, "хорошо ему известной", и
громогласно поклялся поехать во Францию и встретиться с королевой
независимо от того, согласится на это французский король или нет. Его
заявления были обычным порядком доведены до сведения Ришелье и переданы им
королю Людовику. Но Его Наихристианнейшее Величество просто фыркнул,
посчитав все это новым пустым бахвальством, и выкинул историю из головы.
Ришелье был обескуражен такой реакцией подозрительного по натуре
короля. Она настолько раздражала и злила его, что, принимая во внимание
неугасимую неприязнь кардинала к Анне Австрийской, легко поверить, что он
не жалел сил, лишь бы добыть нечто похожее на доказательство и убедить
Людовика, что королева вовсе не так уж невинна, как он упорно считает.
Случилось так, что один из лондонских агентов Ришелье сообщил ему (в
числе других сведений о личной жизни герцога), что у Бэкингема есть тайный
заклятый враг - графиня Карлайл. Между нею и герцогом существовали некогда
нежные отношения, но длились эти отношения недолго, потому что Бэкингем
вдруг ни с того ни с сего прервал их. Опираясь на эти сведения, Ришелье
решил вступить б переписку с госпожой Карлайл и в письмах своих так ловко
обработал графиню, что она (как нам поведал Ларошфуко) вскоре, сама того не
понимая, стала наиболее ценным шпионом его преосвященства из всех тех, кого
он приставил к Бэкингему. Ришелье сообщил ей, что прежде всего его
интересуют сведения, способные пролить истинный свет на отношения герцога и
французской королевы, и убедил графиню сообщать ему каждую, даже самую
незначительную подробность, поскольку мелочей в таком деле не бывает.
Злость графини на Бэкингема только усиливалась из-за того, что ее
приходилось подавлять, ибо из опасений за свое доброе имя госпожа Карлайл
не осмеливалась дать ей волю. Эта злость превратила знатную даму в
послушное орудие Ришелье, и она исправно собирала для герцога всевозможные
сплетни. Но все это были какие-то пустые пересуды.
И вот, в один прекрасный день, к графине попали действительно важные
сведения. |