Марию мутило, голова раскалывалась.

– Ой, виноват… Это Корнелиус Тамм, – извинился Грубер так, будто забыл представить кого то на вечеринке. – Ну знаешь, певец.

– Зачем? – каким то образом сумела выговорить Мария.

– Зачем? Зачем я это сделал? Да ведь он меня предал. Все они предали. Они сговорились с фашистскими властями и продали меня. Мою жизнь. Пит ван Хоогстраат был единственным, о ком знала полиция, поэтому его отправили опознать меня. Но договорился обо всем Пауль Шайбе, с безопасного расстояния. А остальные с ним согласились. Даже Корнелиус, мой друг. – Он повернулся к Марии. Его глаза увлажнились. – Я умер, Мария. Умер. – Он прижал руку к груди. – До сих пор чувствую, куда вошли пули. Я видел твою смерть, а потом умер, стоя на коленях на железнодорожной станции.

– О чем ты говоришь? Что значит – ты умер? Кем ты себя считаешь, Франк?

Грубер приосанился.

– Я Рыжий Франц. Я вечный. Я прожил две тысячи лет. Скорее всего даже больше, но пока не все могу вспомнить. Я был воином и отдал свою жизнь, принес ее в жертву ради своего народа, чтобы Земля возродилась. Дважды. Один раз почти полторы тысячи лет назад, а второй уже как Рыжий Франц Мюльхаус.

– Рыжий Франц Мюльхаус? – изумилась Мария. – Даже если не вникать в идеи реинкарнации, у тебя попросту нелады с арифметикой. Ты родился задолго до смерти Мюльхауса!

– Ты не понимаешь, – покровительственно улыбнулся Грубер. – Я был и отцом, и сыном. Мои жизни перехлестнулись. Я видел свою смерть с двух ракурсов. Я – мой собственный отец.

– А!.. Понятно… Мне очень жаль, Франк. – Теперь Мария окончательно все поняла. – Рыжий Франц Мюльхаус твой отец?

– Мы все время скрывались. Постоянно. Нам приходилось красить волосы. В черный цвет. – Грубер провел рукой по своей густой, слишком темной шевелюре. – Иначе любой мог заметить наши рыжие волосы. А потом нас предали. Моих отца и мать застрелили спецназовцы. Жертвоприношение, организованное теми предателями. Я смотрел, как умирает мой отец. И слышал, как он сказал «предатели». Потом меня увезли. Груберы меня усыновили. У них не было детей. Они не могли их иметь. Но они растили меня так, будто и не было в моей жизни первых десяти лет, словно я их собственный ребенок и всегда им был. Через какое то время мне и самому все, что произошло в прошлом, начало казаться плохим сном. Я обнаружил, что многое не могу вспомнить. Словно кусок жизни исчез. Стерся.

– Что случилось, Франк? Почему ты изменился?

– Я учился в университете, изучал археологию. И как то посетил музей Нижней Саксонии в Ганновере. Там я его и увидел, Рыжего Франца. Он лежал в выставочной витрине, лицо сгнило практически до костей, но роскошная грива густых рыжих волос сохранилась прекрасно. И в тот миг я понял, что смотрю на останки тела, в котором некогда жил. Я понял, что мы можем увидеть себя, словно уже однажды были, словно жили раньше. Именно тогда все ко мне и вернулось. Я вспомнил, как отец говорил мне, что спрятал ящик на месте старых археологических раскопок. Он сказал, что если с ним что то случится, чтобы я нашел ящик, и тогда я узнаю правду.

Грубер выпустил из рук полотнище, и оно скрыло ужасную картину – лишенное кожи тело Корнелиуса Тамма. Он подошел к одному из шкафов, стоящих вдоль стены подвала. А когда он повернулся спиной, Мария отчаянно попыталась высвободить руки из веревки. Но они были связаны слишком туго. Грубер вынул из шкафа ржавый металлический ящик.

– Тайный дневник моего отца и подробные сведения о его группировке. Я вспомнил, где он его закопал. В точности.